Чингисхан. История завоевателя Мира
Шрифт:
И его министры, фавориты и придворные не могли заявить о чем-либо или вынести на его рассмотрение какой-то вопрос, пока он сам не заговаривал об этом. И гости, приезжавшие из дальних и ближних стран, не допускались дальше конюшни, кроме того, кто приносил подношения в первый день и удалялся, даже не войдя внутрь.
А Кадак [727] с самого его детства находился у него на службе в качестве атабека; а так как по религии он был христианином, то и Гуюк принял эту веру, /214/ и ее образ был написан на страницах его души «как картина, вырезанная на камне». К этому добавилось [влияние] Чинкая. И поэтому он оказывал всевозможное покровительство христианам и их священникам, и когда об этом стало известно за границей, к его двору устремили свои лица священники из Дамаска, и Рума, и Багдада, и от ясов [728] , и русов [729] ; и на службе у него состояли по большей части христианские лекари. И так как он находился под влиянием Кадака и Чинкая, то был склонен обличать веру Мухаммеда (мир и высшее блаженство ему!). А так как Император по натуре был человеком вялым, он препоручил решение и распутывание всех дел Кадаку и Чинкаю и сделал их ответственными за добро и зло, благополучие и напасти. И потому в его правление христиане процветали, а мусульмане не смели возвысить против них свой голос.
727
У
728
Ясы, или аланы, были предками современных осетинов.
729
Т. е. русских. О происхождении этнонима см. Vernadsky, Ancient Russia, 276-278.
А Гуюк-хан желал, чтобы слава о его щедрости превзошла славу его отца. Его необычайная щедрость переходила всякие границы. Когда у него собирались купцы из дальних и ближних краев и привозили редкие и драгоценные товары, он приказывал оценивать их так же, как это делалось в царствование его отца. Один раз сумма, которую нужно было заплатить группе купцов, поставившим ему товары, достигла семидесяти тысяч большей, которые были собраны со всех стран. И товары, полученные от тех купцов, и те, что были доставлены в один день с ними из стран Востока и Запада, от земель китаев до Рума, вместе с изделиями самых разных стран и народов были сложены в кучи по сортам. «Трудно будет перевезти все это, — сказали министры, — и надо отправить это в сокровищницу Каракорума». «Охранять это тоже будет нелегко, — сказал Гуюк, — и не принесет нам выгоды; давайте раздадим это нашим солдатам и тем, кто находится у нас на службе. И в течение нескольких дней все это делили и раздавали подданным направо и налево; /215/ и ни один младенец не остался обделенным. И это распределялось также между всеми приходящими из дальних и ближних мест, будь это господа или рабы. Наконец осталась нераспределенной только треть; раздали и ее, но и после этого еще много оставалось». Как-то раз Гуюк, выйдя из орды, прошел мимо этих товаров. «Разве не говорил я вам, — спросил он, — отдать все это войску и народу?» «Это, — ответили они, — то, что осталось после того, как каждый дважды получил свою долю». Он велел всем, кто находился там в тот момент, унести столько, сколько они смогут.
И тот год [730] он провел в своей зимней ставке; и когда наступил Новый Год и мир вновь избавился от зимней стужи, и на него спустилась легкая дымка, и земля нарядилась в разноцветное платье весны, и стволы и ветви деревьев вновь напитались соком, и начали дуть животворные ветры, и воздух (hava) стал подобен ласкам (hava) прекрасной любовницы, и сады расцвели, как щеки царевен, и птицы и звери нашли себе пару, и добрые друзья и близкие товарищи, стремясь насладиться днями радости до прихода осени, не спали и не знали отдыха, согласно этим строкам:
730
Т. е. 1247.
тогда Гуюк-хан исполнил свое намерение уехать и покинул столицу своего царства [731] . И когда бы он ни приезжал туда, где было засеянное поле или где он встречал людей, он велел своим слугам дать им балыш и одежду, чтобы они были избавлены от унижения бедности и нужды. И так, внушая трепет и благоговение, юн направился в страны Запада. Когда он достиг пределов *Кум-Сенгира [732] , находящегося в неделе пути от Бешбалыка, наступил назначенный час [733] , /216/ и он не получил отсрочки, чтобы хоть на шаг продвинуться дальше того места.
731
Согласно Рашид ад-Дину (Blochet, 250), он объявил, что в связи с состоянием здоровья направлялся в район Эмиля, но принцесса Соркоктани заподозрила, что его настоящим намерением было напасть на своего кузена Вату, которому она и послала предостережение.
732
Читается QMSNKR вместо SMRQND, т. е. Самарканд, текста, что, конечно же, невозможно. В Les Mongols et la Papaute, [196]-[197], n. 1, Пеллио уже предложил эту поправку, основываясь на формах MSKR списка D и QMSTKY в соответствующем месте у Бархебраеуса, которые он отождествляет с Heng-seng-yi-erh в Юань-ши и Ghumsghur у Киракоса. Согласно последнему (213, Bretschneider, I, 168), король Хетум Малой Армении, покидая Каракорум, чтобы вернуться домой, достиг Гумсгура через 30 дней пути и отправился оттуда в Бербалек и Бешбалек, т. е. Бешбалык. Кум-Сенгир — «Песчаный мыс» — это Qum-Shinggir Сокровенного сказания (§ 158), и, согласно Пеллио (Campagnes, 316), его следует искать в верхнем течении Урунгу, где эта река до сих пор называется Булган, «probablement quand il cesse de couler du Nord au Sud pour faire son grand coude vers l’Ouest et le Nord-Ouest; c’est encore la que passe aujourd’hui la route postale en direction de ‘Gutchen’».
733
Согласно Юань-ши, Гуюк умер в третий месяц (27 марта — 24 апреля) 1248 г. См. Pelliot, Les Mongols et la Papaute, [195]-[196].
Сколько надежд не сбылось из-за коварства жестоких небес! Ни насилие, ни гнев не отвратили его, не смогли его сдержать ни войска, ни снаряжение. А что еще более странно, так это то, что, сколько бы ни видели и ни наблюдали люди подобных примеров, они не внемлют предостережениям; алчность и жадность растут с каждым днем; могущество скупости усиливается с каждым часом; и все же слова того, кто не имеет языка, не отвращают, а его предупреждение, услышанное ухом разума, не становится запретом.
Мир постоянно твердит: «Лучше бы ты не любил меня так». А ты все не внемлешь словам, произносимым этим немым. Для чего ты ищешь любви той, из-за которой простился с жизнью Александр? Зачем ты проводишь время с любовницей, из-за которой лишился царства Дарий? Разве ты не видишь фокусов этой ведьмы, что кажется красавицей, которые она проделывает ежечасно, скрываясь в палатке цвета ртути?[XXXVII] О ЦАРЕВНЕ ОГУЛЬ-ГАЙМИШ [734] И ЕЕ СЫНОВЬЯХ
734
A?WL ?AYMS. Согласно Рашид ад-Дину, который называет ее Окул-Каймиш, она была меркиткой (Хетагуров, 116). Именно она принимала первое посольство Людовика IX, и ее ответ французскому королю сохранился на страницах Жуанвиля. См. Pelliot, Les Mongols et la Papaute, [213]. В письме Людовику Святому Мункэ называет ее Камус: «...После смерти Кеу-хана твои послы пришли к этому двору. И его жена, Камус, послала тебе насик и грамоты. Но что до вопросов войны и мира и блага и счастья великого государства, что может эта женщина, более подлая, чем собака, знать о них?..» (Rockhill, 249-250).
Когда неизбежная участь всех смертных постигла Гуюк-хана, все дороги были перекрыты (таковы их обычай и традиция, когда умирает их царь) и была объявлена яса, согласно которой каждый должен был остановиться в том месте, которого достиг, будь оно обитаемым или пустынным. /217/ И когда горе, вызванное этим несчастьем, несколько утихло, Огуль-Гаймиш послала к Соркотани-беки
735
Boghtagh или boghtaq — головной убор замужних женщин. Это bocca, или *bocta, у Рубрука, который описывает его следующим образом: «Потом у них есть головной убор, который они называют бокка, сделанный из древесной коры или другого легкого материала, который они могут найти, и он так велик, что его можно обхватить лишь двумя руками, и высотой в локоть или более, и квадратной формы, подобно капители колонны. Эти бокка они покрывают (233) дорогой шелковой материей, и они полые внутри, а сверху этой капители, или на ее вершине, они укрепляют еще пучок перьев или легких стеблей также в локоть или более того длиной. И этот пучок они сверху украшают еще павлиньими перьями, а по краю (верха) — перьями из хвоста дикой утки, а также драгоценными камнями. Богатые дамы носят такое украшение на голове и прочно укрепляют его с помощью amess, для чего наверху есть отверстие, а внутрь они убирают свои волосы, собирая их на макушке в виде узла и просовывая их в бокка, который они затем крепко завязывают под подбородком. Так что когда несколько дам едут вместе верхом, если смотреть на них издали, они похожи на солдат, со шлемами на головах и поднятыми копьями. Ибо этот бокка похож на шлем, а пучок у него сверху — на копье» (Rockhill, 73-74).
736
ALAQMAQ. Очевидно, идентичен A-la-t?o-hu-la-wu (*Ala-Toghra’u?) Юань-ши, в котором Пеллио (Les Mongols et la Papaute, [190], n. 2) видит *Ala-Toghraq, «le Peuplier tachete», от тюркского ala («пестрый», «черно-белый») и toghraq («тополь»). Различие между двумя формами он объясняет тем, что Ala-Qamaq может быть искажением *Ala-Toghraq. Другое решение проблемы: второй элемент Ala-Qamaq может быть вариантом или искажением османского и азербайджанского слова, обозначающего «тополь», а именно qavaq (kavak). Алакамак находился в неделе пути от Каялыка (см. стр. 403), возможно, как предполагает Бартольд в своей статье о Бату в Encyclopedia of Islam, в горах Алатау, между Иссык-Кулем и Или. Согласно Рашид ад-Дину (Blochet, 274-278), встреча Бату с принцами состоялась не в Алакамаке (который нигде не упоминается), а где-то на его собственной территории. Мучимый приступом ревматизма в момент смерти Гуюка (см. также Bloch’et, 251), он приглашает принцев в свою собственную ставку на западе; сообщается, что сыновья Угэдэя, Чагатая и Гуюка отказываются совершить долгое путешествие в Кипчакскую степь. В остальном описание встречи у Рашид ад-Дина ничем не отличается от подробного рассказа Джувейни о курилтае в Алакамаке. См. стр. 403-408.
А Ходжа и Наку, прибыв в Алакамак, пробыли там всего день или два и отправились назад раньше других царевичей, поскольку звезда их удачи стала склоняться к закату. Они оставили Темур-нойона своим представителем у Бату, наказав ему подписать письменное обязательство, согласное с решением, к какому придут царевичи, каким бы оно ни было. И когда царевичи согласились, что на трон должен взойти Справедливый Монарх Менгу-каан, он также дал свое письменное согласие.
Царевичи, чтобы показать свое уважение к сыновьям Гуюк-хана, оставили управление государством в их руках до того времени, когда будет проведен курилтай; и они отправили им послание, в котором говорилось, что поскольку Чинкай всегда был надежным человеком и ведал решением важных вопросов, он также должен был продолжить руководить делами и выдавать ярлыки до того времени, когда будет назначен хан и раскрыта тайна Всемогущего Господа.
/219/ Из Алакамака царевичи отправились в свои собственные орды готовиться к курилтаю. Что до Темура, то он направился к Ходже и Наку и рассказал им, как царевичи согласились на вступление на престол Менгу-каана. Они упрекали его за то, что он дал письменное обязательство и согласился с остальными; и они сговорились устроить засаду на пути Менгу-каана и выпустить стрелу вероломства из руки неучтивости. Но так как Фортуна была бдительна, добра и помогала ему, Судьба была на его стороне, Удача стала его пособницей и Благоволение Творца (велика Его щедрость и многочисленны Его милости!) сопутствовало ему, а всеобщая любовь поддерживала его и давала ему силы, он миновал ловушки и опасности прежде, чем они были осведомлены об этом. Однако они продолжали лелеять эту мысль в своем сердце и занимались насущными делами, хотя те и сводились лишь к переговорам с купцами, переговорам о выдаче денежных сумм странам и землям и выделении ямщицких подвод и об отправке сборщиков налогов. И большую часть времени Огуль-Гаймиш проводила, уединившись с кам, и они предавались своим фантазиям и нелепостям [737] . Что до Ходжи и Наку, то они содержали каждый по двору, отдельно от двора своей матери; и так в одном месте оказалось три правителя. И так же повсюду царевичи вели дела по собственному усмотрению, а вельможи и знатные люди в каждой земле объединялись вокруг какой-то стороны по своему желанию. И дела Огуль-Гаймиш и ее сыновей расстроились из-за их несогласия друг с другом и их споров со старшими родственниками; и их решения и намерения отклонились от пути справедливости. А что до Чинкая, то он был слаб и запутался в делах, и его совет не достигал уха их разума; /220/ они были молоды, и потому не слушали ничьих советов, а Огуль-Гаймиш ублажала себя тем, что чинила препятствия достойным людям.
737
Мункэ сообщил Вильяму Рубруку «своими собственными устами, что Камус была злейшей из ведьм и что своим колдовством она извела всю свою семью» (Rockhill, 250).
И они оправили гонцов к Бату с такими словами: «Мы не согласимся на избрание другого хана и никогда не будем потворствовать заключению такого соглашения».
738
Хуссейн ибн Али из Марв-ар-Руда, творивший при Саманидах (М. К.).