Чингисхан

Мэн Джон

Сянь, император Си Ся, приезжает к юрте-дворцу в Кайче- не, и ему предложены необычные условия аудиенции — в юрту он не войдет и должен будет находиться «за дверями». И во время аудиенции, пишет «Тайная история», Чингису «стало плохо». Это очень странно, согласитесь, ведь вряд ли хан, создатель империи, которая к тому моменту уже превос­ ходит Римскую, пожелает обойтись с повергнутым врагом подобным образом, хотя бы потому, что это может вызвать у императора и его свиты подозрение. Можно сделать только один внятный вывод. Ни у Чингиса, ни у его окружения не бы­ ло иного выхода, потому что Чингис просто был не в состоя­ нии провести аудиенцию. Конечно, тангутскому императору все равно не жить, но важно было, чтобы он выказал покор­ ность и преподнес дары, завершив таким образом ритуал официальной капитуляции, который означал передачу

его царства Чингису. И еще важно, чтобы у тех, кто останется в живых, и у рядовых монголов запечатлелось в сознании, что Чингис по-прежнему держит в руках все бразды правления.

Ясно, что весь этот необычный спектакль - обреченный император со своей свитой и нагруженными повозками, ок­ ружающий антураж с военачальниками и членами семьи, ог­ ромный императорский дворец-юрта с задернутым двер­ ным пологом — все это имеет смысл, только если мы допус­ тим, что там, за пологом, Чингис настолько близок к смерти, что его нельзя видеть, — или он уже мертв. Такая возмож-

274

ность представляется мне наиболее вероятной. Чингис про­ жил только неделю после начала болезни. Императору Си Ся со свитой и нагруженным обозом потребовалось бы около двух недель, чтобы добраться до Кайчена, за 300 километров от своей столицы. Тем временем Чингис заболел, и его от­ везли в Люпаньшань для лечения. Естественно, лечение мог­ ла прекратить только смерть. И только в полном уединении той долины удрученным приближенным удается устроить все так, чтобы ни одна душа не узнала о его смерти, а потом незаметно перевезти «заболевшего» господина для спектак­ ля с «аудиенцией» в Кайчен.

Ничего не понимающий Сянь передает свои подарки, главным из которых были золотые статуэтки Будды, и потом дары посыпались как из рога изобилия, все по девять экземп­ ляров — девять цифра благоприятная — девять золотых чаш, девять серебряных, девять мальчиков, девять девочек, девять меринов, девять верблюдов и многое-многое еще, все по де­ вять штук, и все подобранные по качеству и цвету.

Затем Тули провел церемонию казни. Лишение жизни правителей, как и убийство вообще всех благородных, тре­ бовало соблюдения ритуала, которого от века придержива­ лись монголы. Не должно было пролиться крови. Жертве можно было сломать шею. Ее можно было повесить или за­ душить (что и было сделано в данном случае, если верить «Тайной истории»). Каким бы способом это ни было сдела­ но, это сделали втайне, потому что не просочилось никаких подробностей казни, ни как или где умер император Си Ся, ни того, сколько человек убили вместе с ним.

Только много позже в более официальных китайских ис­ точниках упоминаются некоторые факты. Чингис, очевидно, умер, проболев неделю в год Свиньи (1227), на двенадцатый день седьмого лунного месяца, т. е. 25 августа. Но напраши­ вается некоторый скептицизм. Те китайские источники, ко­торые представляются наиболее надежными, были написа­ны, в лучшем случае, не меньше чем через десять лет после

275

ДЖОН МЭН

К ТАЙНОЙ МОГИЛЕ

завершения монгольского завоевания Цзинь, и не все другие источники соглашаются с этой датой. И конечно, поскольку никому не известна дата его рождения, его возраст называют по-разному: от 62 до 72, — но более широко принятая цифра 65 лет. Это дает 1162 год как дату его рождения. «Тайная ис­ тория», наиболее осведомленный источник, к тому же ис­ точник, который просто должен был бы остановиться на та­ ком важном событии, не сообщает совершенно ничего, ог­ раничиваясь словами «он вознесся на Небо». Я вижу в этом доказательство того, что время и обстоятельства упокоения хана должны были остаться государственной тайной.

Тайна порождает слухи. Одна за другой появлялись исто­ рии о том, что Чингис умер, осаждая тот или другой город, или о том, что он дожил до капитуляции Сяня. И позже, через десятки, через сотни лет, поэты вспоминали смерть велико­ го человека. Саган Мудрый собрал все эти истории в своей «Драгоценной Хронике», «Истории Восточных монголов и их царского дома». Несколькими десятилетиями ранее ано­ нимный автор составил «Золотой итог», в котором нашли отражение, в сущности, все те же события. И та и другая кни­ га не более исторически достоверны, чем легенды о Дворе короля Артура. Те немногие факты, которые лежат в их осно­ ве, теряются под наслоением постчингисовского фолькло­ра, во многом буддийского.

В сочинении Сагана, например, царь Си Ся показывает свою силу, превращаясь утром

в змею, в полдень в тигра и ве­ чером в младенца. Чингис превосходит своего врага, стано­ вится птицей, львом и правителем Неба и хватает его. Но ко­ гда тангутского царя закололи люди Чингиса, он оказывает­ ся неуязвимым. «Вы не можете поразить меня обычным оружием. Но, — говорит он и тут же делает поразительно глу­ пое признание, которое так характерно для волшебных ска­ зок, — но вот в подошвах сапог у меня спрятано оружие, ко­торым меня можно убить». С этими словами он вытаскивает меч и продолжает: «Теперь вы можете меня убить. Если из

276

моего тела потечет молоко, это плохой знак для вас. Если брызнет кровь, это плохо для вашего потомства». И еще одна вещь — «если Чингис возьмет мою жену, то пусть хорошень­ ко обыщет ее».

Чингис убивает его и забирает его жену Гурбелчин. Она красавица и всех ослепляет своей красотой. Но, говорит она, раньше была еще красивее, пока на нее не упала пыль от Чингисовых войск. Поэтому она плавает в Желтой реке, и тут к ней подлетает птица из дома ее отца и предсказывает ей, что она умрет утонув. Она выходит из воды снова такая же красивая, как раньше, до того как на нее пала пыль от мон­ гольских войск. Перед сном ее, наверное, плохо обыскали, и ночью «она ранила его, отчего он стал слабым, и у него за­ кружилась голова», а Гурбелчин, как ей и было предсказано, побежала к реке и утопилась. Хан и его сподвижники произ­носят достойные речи, после чего Чингис «возносится к сво­ ему отцу на Небо».

Существует много других версий. Вот одна из них, расска­ занная Оуэну Латтимору, путешественнику и выдающемуся монголоведу. Здесь самое время сказать несколько слов о ле­ гендарном Латтиморе, человеке несравненных познаний и опыта, пользующемся известностью среди монголов, кото­рые дали ему прозвище Одноглазая стекляшка, потому что он носил монокль. Я встречался с ним пару раз, когда он вы­ ступал перед только что основанным Англо-монгольским обществом, сравнительно небольшой группой ученых, путе­ шественников и студентов. Я боготворил его, так как знал, что его вынудили покинуть Соединенные Штаты, где он под­ вергался грязным преследованиям Джо Маккарти за то, что «отдал Китай» коммунистам. Встретиться с нами он приехал из Лидса, где он создал кафедру монгольских исследований. Монокля не помню. Это был небольшого роста энергичный человек, очень доброжелательный по отношению к моло­ дым ученым, это самая большая поддержка, которую они мо­ гут получить. Вот что рассказал ему спутник-монгол Араш из Ордоса.

277

ДЖОН МЭН

ЧИНГИСХАН

Где же Чингисхан? Он не умер. А произошло вот что. Чингисха­ ну приснилась кровь на белом снегу, красная-красная на белом- белом. Он призвал своих мудрецов и спросил, что это значит. Они ответили, что это обозначает прекраснейшую из дев. Тогда он обратился к жителям завоеванных им стран и спросил их, где живет прекраснейшая из дев. Ему ответили: есть такая дева. Это дочь царя города Красной Стены в стране тангутов. Чингис по­ слал гонца и попросил отдать ему эту деву. Царь города Красной Стены ответил гонцу: «Конечно, если великий Чингис просит мою дочь, я отдам ее». Но дочери сказал по секрету: «Вот тебе нож, он очень маленький и очень острый. Спрячь его в своей одежде, и, когда придет время, ты знаешь, что делать». Потом де­ вушку привезли Чингису, и он возлег с ней, но когда он лег ря­ дом с ним, она вынула нож и кастрировала его. Чингис закричал, когда почувствовал боль, и вбежали люди, но он сказал им толь­ ко: «Уберите эту девчонку, я хочу спать». Он заснул и никогда от этого сна не пробудился, но это было шестьсот или семьсот лет тому назад, и разве Святой Чингис не вылечил бы себя? Когда он вылечит себя, то проснется и спасет свой народ.

Из всей этой мешанины тибетской, китайской, буддий­ ской и монгольской традиций просматривается только одна информация, а именно чудовищность утраты. По-видимо­му, время шло, но люди не хотели признавать, что их бог- царь мог умереть естественной смертью, и тогда появилась история о мести и трагическом происшествии, когда с их ге­ роем, как с Самсоном, сотворили великое зло, причем это сделала женщина и иностранка. Для монголов такого рода истории удовлетворяли психологическую потребность, ко­ торая все еще подспудно чувствуется, в объяснении того, как они могли утратить силу и власть. Эту легенду знают все мон­ голы, и она все время приукрашивается, обрастает новыми подробностями о том, как злая царица сотворила с Чинги- сом нечто ужасное и потом бросилась в Желтую реку, кото­ рую монголы и по сей день называют Царицыной рекой.