Число Приапа
Шрифт:
Как у всякого бродячего человека, у Кнаге был при себе большой нож. Сейчас он лежал на столе, потому что им резали мясо. Кнаге смотрел на него и внушал себе, что хороший удар в горло отправит фон Альшванга на тот свет быстро и безболезненно. В странствиях он дважды видел трупы с перерезанными глотками и слышал, как о них рассуждают знающие люди.
Он, боясь прикоснуться к ножу, уже мысленно нанес роковой удар и обдумывал, как выволакивать из комнат окровавленный труп, когда в оконный переплет стукнул камушек.
Кнаге настолько перепугался, что чуть не полез под стол. То ли ему шведы померещились, то ли какие-то загадочные друзья
Второй камушек стукнул в стекло.
Тогда Кнаге взял нож и на цыпочках пошел вниз. Он хотел приотворить дверь и посмотреть, кто его в такое время суток домогается.
Их было двое, один держал фонарь, и Кнаге узнал старого Отто Швамме, служившего еще покойному деду Клары-Иоганны. Второй был не знаком.
Кнаге вышел и узнал новость: шведы в Хазенпоте, от их бесчинств все разбегаются, и невеста, зная новый адрес жениха, со всеми своими служанками и младшей дочерью Гедвигой-Шарлоттой, за которую она более всего беспокоилась, помчалась к нему, махнув рукой на приличия. Она ехала всю ночь, потом весь день, опять ночь, и прибыла незадолго до рассвета. Оставшись с дочерью, женщинами и вещами в экипаже на окраине, она послала Швамме, чтобы он устроил вселение Клары-Иоганны в жилище Кнаге и переселение самого Кнаге в какой-то другой дом, но поблизости.
– Я должен ее видеть, – сказал живописец. – Дело очень важное.
И Швамме отвел его к экипажу.
Умней всего было бы выставить женщин на свежий воздух и поговорить с невестой в карете. Но она отказалась наотрез сидеть наедине с женихом. Наедине – потому что измученная дорогой Гедвига-Шарлотта спала на переднем сиденье и вряд ли распознала бы сквозь сон амурные шалости. Так что пришлось ему водить свою красавицу по улице туда и обратно, чтобы все видели – между ними расстояние не менее фута.
– Давно ли госпожа отправила письмо в Либаву? – спросил Кнаге.
– Ох, нет, оно не в Либаве, я не нашла человека, на которого рассчитывала! Ты понимаешь – война…
– А где же оно?
– Оно у меня, я привезла его… Я сильно огорчила тебя?
– Нет, нет! – воскликнул Кнаге. – Это лучшая новость за последние дни!
– Но отчего?
– Я кое-что узнал…
Кнаге толком не придумал, как объяснить невесте суету вокруг письма, и говорил загадками. Она поняла, что там кроется некая таинственная опасность для жизни жениха.
– Так давай вскроем его и прочитаем, – преспокойно предложила Клара-Иоганна. – Зачем же мучиться и страдать? Я положила его в несессер, а несессер у меня стоит прямо под сиденьем. Идем…
Светало. Невеста рассудила, что теперь может спокойно сидеть с мужчиной в экипаже – кто же при свете предается разврату? Гедвига-Шарлотта все еще спала, укрывшись с головой большим плащом.
Достав письмо, Клара-Иоганна отдала конверт Кнаге. Тот немного растерялся – в том, чтобы вскрыть столь важное письмо, он не видел большого греха, но уважение к барону фон Нейланд внезапно сковало руки. Наконец он собрался с духом…
– Погоди, – сказала Клара-Иоганна. – Зачем рвать? Я достану ножичек.
Ножичек с серебряной рукояткой был у нее в несессере для каких-то дамских надобностей. Невеста аккуратно приподняла лезвием край печати и отделила ее от бумаги.
– На всякий случай, – так сказала она.
Почерк у барона был внятным, и Кнаге уже мог разобрать крупные буквы.
«Милое дитя! – писал
Дочитав до этого места, Кнаге обиделся – все-таки самую первую из картин он старался написать получше, да и полуобнаженные скотницы ему удались.
– Что случилось? – спросила Клара-Иоганна. – Что это за цифры и буквы? И при чем тут непристойный римский божок?
– Мне нужно хорошенько подумать, – ответил Кнаге. – Тут то, что я ожидал увидеть, но…
– Я хочу знать, наконец, что это за письмо! – воскликнула Клара-Иоганна. – Мне кажется, ты не обойдешься без умного совета.
Кнаге подумал – и рассказал ей правду.
Она слушала внимательно, кое-что уточняла. Завершив историю с картинами и кладом, Кнаге уставился на невесту с надеждой: она женщина толковая, должна что-то придумать.
Похоже, в ее жизни уже были и вранье, и тонкие уловки, уж очень быстро она отыскала выход из положения. А главное – она сразу поняла, что клад можно присвоить, употребив для этого не так уж много стараний. Вслух об этом не было сказано ни слова – но незачем говорить, когда и так все ясно.
– Нельзя, чтобы этот господин ехал в Хазенпот, – решила Клара-Иоганна. – Он узнает, что ты соврал ему про Лейнерта, и может придумать какую-то пакость, а мы ее сразу не разгадаем. Я полагаю, раз он не знает Лейнерта, то роль этого человека может сыграть любой, кому заплатят небольшие деньги. Нужно только придумать причину, по которой Лейнерт не мог уехать с письмом в Либаву, а потом оказался во Фрауэнбурге.
– Та же причина, по которой фон Альшванг остался без сапог. На дороге в Либаву – шведы, а где нет шведов – лихие люди. Лейнерт побоялся ехать и решил вернуть мне письмо. Он знал, куда я уехал, и так совпало, что у него были свои дела во Фрауенбурге. Отыскать меня ему было несложно… – Кнаге задумался. – Совсем несложно – он сам дал мне адрес бюргера, сдающего хорошее жилье. Но разве госпожа хочет, чтобы письмо попало к этому пьянчужке?
– Твое дело – писать картины, а мое дело – придумывать всякие хитрости и тонкости, – отвечала невеста. – Ты же художник! Перед тобой лежит письмо, написанное довольно красивым почерком. Я взяла с собой стопку хорошей дорогой бумаги, а плотная бумага, чтобы смастерить конверт, у меня найдется.