Числовая символика средневековья
Шрифт:
В перечне показано общераспространенное средневековое представление о различиях между совершенством духа и несовершенством материи. То же различие прослеживается в отмеченном Бонавентурой контрасте божественного и морального качеств. В его компиляцию дуад включены такие моральные качества, как недостаток, зло, коррумпированность и изменчивость, противоположные Красоте, Добру, Неподкупности и Неизменности.
То, что Данте принимал это различие (впрочем, почему бы и нет?), отчетливо проявляется, как мы могли подметить,
Когда подходит к своему излюбленному предмету о необходимости двойственной роли католической церкви, он естественно отождествляет активное начало со светской жизнью. Традиционное подтверждение данного различия выводится из макрокосмической двойственности солнца и луны как двух светил, а не одного. Аналогия воплощается в заключении V Послания.
К сожалению, для концепции Данте Иннокентий III использовал тот же самый образ, чтобы доказать подчинение государства Церкви, основывая свое сравнение на том, что одно светило берет свой свет от другого.
На этот довод Данте отвечает довольно сбивчиво:
1) солнце и луна не представляют Церковь и империю, поскольку Церковь и империя были созданы до падения и даже до создания человека;
2) даже если придерживаться отмеченной аналогии, государство может вывести свой свет из Церкви, не получая власти от Церкви, поскольку луна выводит свой свет от солнца, но существует независимо.
Данте был склонен признать, что Церковь благороднее государства, созерцательная жизнь выше активной и божественный характер Христа превосходит сущность человека. Однако превосходство не означает самодержавия, напротив, члены каждой дуады прямо противоположны, связанные общим антагонизмом.
Сливаясь друг с другом, они не достигают гармонии, напротив, подчиняются Единому, из которого вытекает их двойственность (Монархия, III). Образ, согласно представлению Данте, не утрачивает своей идентичности, но поглощается кругом. Очевидно, Данте опасался умозаключений, связанных с аналогией солнца — луны. Он, как мог, выступал против осознаваемой им мощи аргументации Иннокентия. Поэтому переменил аналогию на два солнца:
Soleva Roma, che ’l buon feo, due soli aver, che l’ una e l’ altra strada facean vedere, e del mondo e di Deo [48] . Рим, давший миру наилучший строй, Имел два солнца, так что видно было, Где божий путь лежит и где мирской.48
Ч., XVI, 106–108.
Настойчивая проповедь двойственности, бесспорно, вдохновлялась представлением, что каждый двойственный образец во Вселенной являлся дополнительным аргументом в пользу двойного правления Церкви и государства. Ведь каждую конкретную дуаду следовало понимать исключительно как индивидуальное выражение Всеобщей двойственности, согласно видению Данте Господа, где образ и форма связываются воедино.
Также верно, что всякое двойственное число, даже архетипическое, несовершенно в отношении к Единству (или Троичности). Так что совершенный
Земная Церковь несовершенна, активна в сравнении с Церковью Небесной. В «Пире» Данте называет основные добродетели активными по сравнению с умозрительными добродетелями (Пир, IV, 22, 201–206). Однако в «Монархии» кардинал и интеллектуальные добродетели рассматриваются вместе как активные в сравнении с созерцательными теологическими добродетелями (Монархия, III, 16, 53–63).
Ощущение согласованности всей двойственности, возможно, лучше всего проявляется в средневековых символах правого и левого, чьи окончательные определения разрешаются в соответствии с фактом, что правое более совершенно, а левое стоит ниже. Концепция унаследована из глубокой древности.
В Бытии Авраам отправился направо, а Лот налево (Быт., 13: 9), Христос распорядился, чтобы овцы стояли справа от него, козлы — слева (Мф., 25: 33). В соответствии с традицией Дионисий сделал правую часть божественной, а левую — дьявольской.
Как отмечает Рабан Мавр, левое указывает на земную, плотскую, порочную жизнь, безнравственных ангелов и людей.
Принятие Данте этого образа прежде всего отразилось в его контрастных путешествиях через Ад и Чистилище. В Аду его путь идет налево. Когда он и Вергилий останавливаются перед Дисом, ангел приходит им на помощь, двигая левой рукой перед ним (А., IX, 83).
В Чистилище, двигаясь ближе к Божеству, свои шаги он всегда направляет вправо. В пышных процессиях Церкви в Земном раю четыре основные добродетели располагаются с левой стороны колесницы и три, «которые сильнее сияют», находятся справа (Ч., XXIX, 121–132).
Перед нами двойственность действия и созерцания заменяется двойственностью добра и зла, значит, двойственность и использует тот же самый символ. Колесница Церкви покоится на левом и правом колесе, значение проясняется, когда два колеса снова появляются в небе солнца, одно содержит Бонавентуру, который размещен «с заботой левой рукой», что, похоже, здесь воплощает активную жизнь (Р., XII, 127, ср. со строками 106–111), выбор доминиканцев.
Интерпретация «заботой левой рукой» основывается на определении Бонавентуры двух колес колесницы, доминиканской и францисканской (Р., XII, 31-111). Подтверждение — те же самые колеса. По поводу количества двух колес в небе солнца Фомой и Бонавентурой подразумеваются обширные отсылки к доминиканцам и францисканцам. Правая и левая стороны колесницы определяются разделением добродетелей на активную (слева) и созерцательную (справа). Закономерно появляется отсылка на «левостороннюю заботу», похоже, она тоже восходит к общему образу.
Великий старец с Крита, смотревший на Рим, как в зеркало, стоит на двух ногах (А., XIV, 103–111).
Если ноги интерпретировать как Церковь и государство, глиняная нога (правая) должна символизировать Церковь. В данном случае зло, основные добродетели, активная жизнь и империя определяются как левое, когда противопоставляются теологическим добродетелям, созерцательной жизни и Церкви.
К отмеченной группе двойственности могут быть добавлены Ветхий и Новый Завет: Ветхий, левый, относительно несовершенный, и Новый, правый, относительно совершенный. Ведь, в соответствии с Аквинским, Старый закон был дан человеку несовершенному, еще не получившему духовного благоволения. Он состоит из временных обещаний. Новый закон, напротив, исключительно духовен (Сумма теологии, II–I, 106–107).