Чистая душа
Шрифт:
Никто не укорял ее за то, что она пришла проведать больного отца, однако Нурания неспроста говорила так, словно пыталась оправдаться. Не болезнь отца встревожила Нуранию — ее по-прежнему интересовало золото старика. «Неужели старик унесет на тот свет тайну своего клада?» — думала она.
Старик перенес кризис и остался жить.
Когда Памятливый Фахруш совсем поправился, ее вызвали в больницу проводить отца домой.
Брюзгливый старик раньше при каждой встрече с дочерью начинал
Нурания, обнадеженная этой переменой, старалась обращаться с отцом помягче, даже взяла его под руку. Пусть видят люди, как она заботится о старике.
В то время, когда они возвращались из больницы, на Каме вдруг послышались взрывы. Старик насторожился:
— Стой! Что это?!
И, потащив за собой дочь, рванулся к самому краю обрыва, откуда видна вся Кама.
— Слышишь? Дошел ведь! Дошел до Ялантау! О господи!..
— Что ты с ума сходишь? Кто дошел?
— Не слышишь разве? Немец!
— Какой немец? Наверно, лед взрывают.
— Будто я не слыхал, как подрывают лед? Самолет не видишь? Это немец!..
На обезумевшего старика обратили внимание в толпе. Послышался смех.
— Сумасшедший он, — сказал Нурания, чтобы отвести насмешки над отцом. — Бредит, веду его из больницы. Он все еще бредит, люди добрые. Не смейтесь над ним!
Люди начали успокаивать его:
— Не бойся, дедушка! Это наши, взрывают лед.
— А, наши? — протянул старик и понурился. — Значит, не немец?..
— Какой там к черту немец! Немцу сроду не дойти до Ялантау.
Фахруш не сказал больше ни слова. Снова обессилев, он целиком отдался на волю дочери. Нурания взяла его под руку и повела домой.
По дороге они сели отдохнуть на чью-то скамейку возле забора Совсем обмякший старик, посидев немного, опять оживился.
— Откуда столько народу? — спросил он.
Дочь не поняла, что он хотел сказать, да и не старалась понять — она просто оставила его слова без внимания. Старик пояснил сам:
— Тиф-то хоть взял сколько-нибудь?
— Вот, оказывается, чем ты все бредишь! — рассердилась Нурания. — Хоть бы бога побоялся!
— Бог и послал эту напасть. Это наказание коммунистам за то, что они обидели нас, невинных.
— Наказание коммунистам, а бог свалил тебя?
— Разве, кроме меня, никто не болел тифом?
— Только один, слышала, помер. Нынче этому тифу не дали ходу. Такой поднялся шум, все дома провоняли дезинфекцией. Теперь в Ялантау ни одной вши не найдешь.
Фахруш слабо вздохнул.
— То-то, смотрю, и в больнице разговоров не слышно было… О люди! В грош не ставят божью волю. Ну да придет время, накажет господь!
— Тьфу ты, прости господи!.. — вздохнула Нурания.
А на
Сания поняла, что опасность прошла. Оставив машину, она опять спустилась к причалу Бабайкина.
«Зря обидела давеча деда, — подумала она. — Наверно, радуется старик. Порадую его и я, скажу, что сейчас должна прийти команда призывников на погрузку хлеба».
Сания была уверена, что Бабайкин не уйдет со склада, пока не погрузят хлеб. Она подошла близко к складу, разыскивая глазами знакомую фигуру в черной шинели.
— Ну, все в порядке? — спросила Сания, завидев стоявших людей. — Как вода?
Ей ответил директор Заготзерна:
— А что ей делать? Против бомбы ей не устоять.
— Почему же вы так невеселы? — спросила Сания, оглядев собравшихся.
Директор Заготзерна отвернулся:
— Старика жалеем.
— Какого старика?
— Да нашего Бабайкина.
— А что с ним случилось?
— Как что случилось? Будто вы не знаете?
— Ничего не знаю.
— Его арестовали…
У Сании побежали по телу мурашки. Так вот зачем приходил Мухсинов!..
Она тут же поехала к Башкирцеву. Вызвали Мухсинова.
Прокурор вошел с важным видом, прямо держа голову. Башкирцев даже не ответил на его приветствие. Он сидел молча, глядя Мухсинову в глаза. Тот спокойно прошел в глубь кабинета и сел на свободное кресло возле стола.
— За что арестовали Бабайкина? — спросил Башкирцев.
— Вы сами должны знать за что, — спокойно ответил Мухсинов.
— Не вижу причин для такой суровой меры.
Мухсинов подвинул на красном сукне стола чернильницу. И, не отрывая от чернильницы ни руки, ни взгляда, стал объяснять:
— Откровенно говоря, мы несколько поторопились. Прилетевший из Казани самолет все дело испортил.
— Как это испортил? Что испортил?
— То есть не испортил, конечно. Он помог нашему Ялантау. Спас хлеб от затопления. Но я рассуждаю с чисто юридической точки зрения.
— То есть?
Мухсинов поставил чернильницу на старое место и, выпрямившись, устремил зеленые глаза в упор на Башкирцева.
— Откровенно сказать, — заговорил он, повысив голос, — если бы не прилетел из Казани самолет, дело Бабайкина было бы дрянь. И вы не стали бы сейчас меня спрашивать: «За что арестовали?» Пожалуй, одним Бабайкиным еще не отделались бы. Пришлось бы заинтересоваться и теми, кто дал ход, мягко говоря, очень-очень сомнительному предложению какого-то безвестного Бабайкина.