Чистая душа
Шрифт:
— Эх! Довелось-таки увидеть эту красоту! Дожили до счастливых дней!
Чувства переполняют его, он даже декламирует стихи:
Нет нигде таких березок, Нет нигде таких лесов И зеленой этой гривы Шелестящих камышей.Я пошутил:
— Где тут березки? И заросли тальника никак не назовешь лесами. И камышей ваших не вижу.
Но
— Мне в этом стихотворении нравятся слова «нет нигде…». И правда, где только я не побывал — нигде на свете нет такой милой природы! Такой реки, такого песка… А если хотите, отсюда и лес недалеко и березки…
Я, конечно, понял Камиля: это была его родина.
Ведь здесь все с детства родное ему. И с ним вместе идут самые близкие для него люди. Вон позади него Сания. Она всегда окружена людьми. И сейчас с ней Касимова и какие-то женщины. Сания ведет за руку Розочку. Девочка выросла и похорошела, развернулась, как настоящая роза. Ею любуются все встречные. И, конечно, нежно любит ее отец.
— Папочка-а-а-а! — звенит ее голосок.
Камиль оборачивается:
— Что, доченька? Что скажешь?
— Далеко еще?
— Сейчас дойдем, дочка. Устала? Хочешь, понесу?
— Нет, не устала…
Камиль договорился с друзьями встретиться в выходной день за Камой. Мы вместе разыскиваем их. Разглядываем загорающих на песчаном пляже детей. На берегу цветными кучками лежит одежда купающихся. И кое-где, напоминая о недавно закончившейся войне, рядом с одеждой лежат костыли и протезы…
Издали мы видим рослого инвалида. Балансируя руками, он прыгает на одной ноге к воде. Вот он сел на мокром песке и ползком пошел в воду, только голова с темной шапкой волос видна над сверкающей гладью.
— Карима, иди сюда!
— Да ведь это же наш Рифгат! — говорит Камиль.
Только вчера я узнал от Сании, что Рифгат женился на Кариме.
На берегу, в кустах у самой воды, стоит Карима. Черный купальник плотно обтягивает ее стройную фигурку.
Я окликнул Рифгата и помахал ему рукой. Надо было поздравить его с женитьбой, но не хотелось смущать полураздетую Кариму. Еще успею повидаться с ними.
Встретили на берегу и Мухсинова.
— Здравствуй, Камиль! — крикнул он, — Как жизнь?
В одних трусах он лежал под кустами.
Мы остановились.
— А где же Джамиля-апа?
— Купает внука.
У самого берега барахтались Джамиля с маленьким Азатом. Слышны их голоса — бабушка уговаривает, а внучек задорно хохочет.
— Такой живой мальчик! — Мухсинов вздохнул. — Только мы ему не хозяева.
— Карима не отдает?
— Слышать не хочет!
Подошла Сания. Мухсинов просительно обратился к ней:
— Если бы вы нам помогли, Сания… Ведь мы осиротели. Ясно, что ребенок сына должен быть нашим.
—
— Знаю, закон есть закон. А вот не могли бы вы уговорить Кариму? Она вас послушается.
— Не берусь, Бакир-абый.
— Уж очень мы осиротели…
Мухсинов сказал это таким жалобным тоном, что я от души пожалел его. Но что тут сделаешь… Сания права.
Увидели и Губернаторова. С ведром в руке он шел за водой.
— Здесь! — остановился Камиль. — Пришли! Аркадий Андреевич, где устроились?
— Вот там, под ветлой.
Мы остановились поодаль от реки, на возвышении, в тени развесистой ветлы. Здесь уже обосновались заводские работники. Карпов разжигал костер. Фардана, жена его, весело щебетала с какой-то незнакомой мне женщиной. Жена Губернаторова, Галина Сергеевна, встретила нас радушно, пригласили садиться на травку. С Санией они дружески обнялись. Губернаторовы жили теперь не у Сании, им дали отдельную квартиру, и виделись они редко.
— Нет ли писем от Ольги Дмитриевны? — справилась у Сании Галина Сергеевна.
— Неделю назад получила. Всем вам шлет привет. Они с мужем живут все в том же районе. Разрушенный район, много работы. Настроение, как видно, хорошее. Только о детях все горюет.
— Да… война, будь она проклята!
Камиль повесил на ветлу сетку, огляделся:
— А где наши мальчики?
— Отправил их купаться, — сказал Аркадий Андреевич. Он уже успел вернуться с ведром воды.
Сегодня еще до рассвета ушел сюда Аркадий Андреевич с мальчиками удить рыбу. Рыбалка была удачная, и сейчас он готовится варить уху.
— Никто не сварит уху, как я, — хвалится он. — По-московски. Как в лучшем ресторане.
Я подошел к Фардане и напомнил о нашей фронтовой встрече. Фардана просияла.
— А вот мой Василь, — потянула она меня к Карпову.
Мы познакомились.
Фардана была по-прежнему хороша и обаятельна. Только мне показалось странным, что в такую жару на берегу Камы, когда женщины помоложе ходят в одних трусах да в лифчике, на Фардане было платье, шелковые чулки и туфли.
— Идемте вместе, — сказал я. — Возьмите и меня с собой. Вспомним фронт…
— Нет, — возразила Фардана. — Если надо, поговорим дома. А здесь у нас с Василием есть свой уединенный уголок. Туда мы никого не берем.
И она, взяв Василия под руку, ушла. Я посмотрел им вслед и обратил внимание на излишне кокетливую походку Фарданы. По правде говоря, она показалась мне даже чем-то неприличной. Зачем кривляться? Разве она недостаточно стройна? Ох эти женщины!..
Я тихонько сказал об этом Камилю.
— Она вовсе не кривляется, — сказал тот, — ведь у нее правая нога не своя: ниже колена протез…