Чистилище
Шрифт:
Жандарм, оставшийся наблюдать за теми, кто находился в комнате свиданий, делал вид, будто его совершенно не интересуют ни посетитель, ни заключенный. Александр сел на стул напротив отца.
— Александр? — спросил Маркус Розин.
— Да. Доброе утро, отец. Тебе сообщили, что посетитель — я? Или ты узнал меня по звуку шагов?
— Ни то, ни другое. Кто бы еще решил навестить меня здесь?
— Ну, не знаю… Возможно, старые друзья.
— Шутишь? Ты думаешь, они отважились бы прийти в новую ватиканскую тюрьму? Это все равно что самому сунуть голову в пасть льву.
— Но у тебя все же остались
— Если люди верят в свое дело и готовы пожертвовать ради него своей жизнью, они не обратят внимания на то, что говорит незаконный понтифик.
— Кустос избран по закону.
— Это нужно еще доказать, особенно теперь, когда есть второй Папа, — ответил Маркус Розин, и в его голосе прозвучало удовлетворение.
— Ты хорошо информирован.
— Мне позволено слушать радио, и я включаю его очень часто. — Маркус Розин постучал указательным пальцем по солнечным очкам. — Что же мне еще остается?
— Я знаю, что ты выступаешь против реформ Кустоса и, прежде всего, против него самого, ведь он лично хочет воплотить их в жизнь, — вздохнув, сказал Александр. — У тебя еще сохранились контакты с единомышленниками?
— Ты имеешь в виду моих братьев и сестер?
— Называй их, как тебе угодно.
— Как же мне поддерживать с ними контакт? Читать, что ли, их тайные записки, которые они передают в камеру контрабандой? — Маркус Розин коротко и безрадостно рассмеялся. — Составленные с помощью алфавита для слепых?
— Есть разные способы и пути, — ответил Александр с намеренной многозначительностью.
Отец скептически ухмыльнулся:
— Александр, ты пришел сюда для допроса?
— Я хотел бы попросить тебя о помощи, отец.
— Я весь внимание.
Это было невозможно, но Александру казалось, что отец с любопытством смотрит на него.
— Если ты внимательно слушаешь радио, то наверняка знаешь о двух убийствах священников в Ариччии и Риме.
— Да. И что?
— Что тебе известно об этом?
— Наверное, меньше, чем тебе. В отличие от меня, ты можешь читать еще и газеты.
— Возможно ли, чтобы в этом деле были замешаны бывшие члены ордена «Totus Tuus»?
Пальцами правой руки Маркус Розин выбивал на столешнице барабанную дробь.
— Александр, я только теперь понял, что именно это и привело тебя ко мне! А сначала я подумал, что это… кровные узы.
— Ты хочешь обидеть меня? В прошлом я доказал, что ты мне небезразличен. Но сегодня я действительно пришел по делу. Если ты что-нибудь знаешь об этих убийствах, скажи мне, пожалуйста! Может быть, это предотвратит следующие жертвы.
— Неужели ты считаешь меня предателем? — с упреком произнес Маркус Розин.
— Я и предположить не мог, что ты будешь так упрямиться, — разочарованно ответил Александр. — Я думал, что майские события и потеря зрения заставят тебя задуматься и направят на путь истинный. Но, наверное, я ошибался.
— Да, разумеется, ты ошибался! Вы лишили меня зрения, заперли меня здесь, вполне вероятно, до конца моих дней, и ожидаете, что я вам помогу? — Горечь в голосе Маркуса Розина сменилась яростью. Он закричал: — Уходи, Александр, исчезни!
— Нет, это не я и мои товарищи отняли у
Александр покинул комнату свиданий, не сказав больше ни слова. Он, конечно, не рассчитывал на то, что получит какие-то сведения от своего отца об убийствах священников. У него были лишь беспочвенные подозрения, что члены ордена «Totus Tuus» как-то причастны к убийствам. Александр стремился использовать любую возможность, поэтому и пошел к отцу. Но его разочаровало не то, что он не получил никаких сведений от него, а упрямство Маркуса Розина, его нежелание хоть раз взглянуть на вещи с позиции своих идейных противников. Александр догадывался, что отец ненавидел их всех до глубины души, и задавался вопросом, не распространяется ли эта ненависть и на него.
Северная Тоскана,
вблизи Борго-Сан-Пьетро
Они оставили патрульную машину на поляне и начали пробираться через густой кустарник вслед за Эццо Писано. Колючий плющ цеплялся за штаны Энрико, ветки хлестали по лицу после каждого неосторожного движения. В его памяти всплывали неприятные воспоминания об их бегстве с Еленой от разъяренных деревенских жителей. Он уже давно потерял всякие ориентиры, да и Фульвио Масси едва ли ориентировался лучше. Но Писано шел очень уверенно и, казалось, находил верный путь даже в самых густых зарослях. То и дело он бил вокруг себя палкой, которую подобрал по дороге, чтобы отбросить в сторону строптивый кустарник. Несмотря на свой возраст, он был довольно проворным и ловким. Здесь Писано чувствовал себя как дома, потому что, наверное, исходил окрестные леса вдоль и поперек еще мальчишкой. Он перепрыгивал через небольшие, не высохшие после недавнего дождя лужи, чтобы не замочить ноги, в то время как у Энрико и Масси уже давно испачкалась и промокла обувь.
— Трудно представить, что кто-то построил дом в такой глуши, — проворчал комиссар, когда в последнюю секунду проскочил мимо грязной лужицы. — Нужно быть настоящим отшельником, чтобы решиться на такое.
— Анджело и есть отшельник, — раздался голос Писано. — И он живет не в доме. Во всяком случае, не в таком, как вы думаете.
Энрико заметил остатки каменных стен, которые высились среди зарослей тернового кустарника. Вскоре он увидел круглую каменную хижину — на такую же постройку они набрели, спасаясь от погони два дня назад. То была гробница этрусков, как им тогда объяснил таинственный Анджело. Подлесок поредел, и вскоре слева и справа стали появляться другие гробницы, выложенные из камня. Они были частично оплетены растениями, будто представляли симбиоз с живой природой.