Чисто астраханское убийство
Шрифт:
— А с собой-то, Славушка? Я ж тут тебе всякого наготовила…
— Ну, ты ж сама видишь… Бегу, как последний трус. Куда мне? Дай-ка разве что одну рыбешку вяленую, ребят в агентстве угощу. Под пивко. А уж мы как-нибудь в другой раз…
— А будет ли он, другой-то раз? — снова с тихим отчаянием спросила она.
— Ты верь, и все будет…
Он успокаивал женщину, а у самого кошки скребли на сердце, боялся поверить собственным словам. Мелькнула даже воровская мыслишка: «А может, так и надо? Может, оно и к лучшему?.. Ну, успокоится, в конце концов, забудется, всяко в жизни бывает… Найдет себе однажды мужичка помоложе, да не такого упертого. Еще и детишек ему нарожает, ей же еще и сорока нет…»
С этими неуверенными мыслями Вячеслав Иванович и улетел, провожаемый в аэропорту
Дуся попрощалась с ним сдержанно, возле дома своего брата, уже без слез, уговорила-таки захватить с собой сумку с вяленой рыбой — на память. А сама пообещала передать от него привет Зине, потом, позже, когда возвратится к себе домой…
Возвратится… Похоже, этим словом она и поставила последнюю точку в их отношениях…
Рыба пошла нарасхват. Народ, в количестве трех человек, веселился и все расспрашивал Вячеслава Ивановича, когда, наконец, смогут произойти кардинальные изменения в его жизни? Ну, конечно, Саня не мог не протрепаться. Грязнов был недоволен: зачем выносить сугубо личный вопрос на «общественное обсуждение»? Но Турецкий веселился, очевидно, у него была причина. Ночевать Вячеслав отправился к нему. Оказалось, что Ирины дома не было, она убыла в Лондон, где в кембриджском колледже училась их с Александром дочь Нина. У той были каникулы, но Москву она посещать, как и другие, «продвинутые» дети российских родителей, не собиралась. Вот и пришлось маме идти навстречу. Вообще-то, поехал бы туда и Турецкий, он тоже соскучился по Нинке, но не оставлять же агентство, раз уж отдыхает директор, на произвол судьбы? Тем более что и основные «производственные силы» также разбежались, пока отсутствовал директор. Обычно в старые, советские времена это называлось так: по одной путевке — имелась в виду курортная, директорская — весь коллектив отдыхает. Да, впрочем, и нужды-то особой не было. Сотрудники, по общему уговору, оставались на связи, и в случае срочной надобности могли появиться в считанные часы на рабочем месте. И таким образом, в агентстве присутствовали лишь трое сотрудников: сам Турецкий, как временный руководитель, его боевая помощница, только что возвратившаяся из заграничного отпуска и так и не нашедшая там, по неизбежному выводу Александра Борисовича, своего счастья, и Бродяга Макс, вообще не оставлявший на долгое время свои компьютеры. Хороший, слаженный коллектив. Макс не выходил из своего «заточения». Турецкий занимал кабинет директора частного охранного предприятия в ожидании срочных телефонных звонков или ненормальных посетителей. И наконец, Алевтина, курсирующая между своим секретарским столом в фойе и коленями обожаемого Сашеньки.
Вволю оттянувшись пивком под вяленую чехонь, с которой капал жир на разостланные по директорскому столу газеты, Макс отправился к себе. Аля сообразила, что сегодня у нее желанный «час откровения» — перед уходом с работы домой — сорвется, задерживаться не стала и ушла, унося для папы — генерала из Минобороны щедрую связку рыбин. А Грязнов и Турецкий остались в кабинете, ибо торопиться им было решительно некуда, а в настоящей ситуации Александр Борисович приготовлением пищи в домашних условиях себя не баловал. Нужды не было. Правда, пару раз это успела сделать Аля — ради особой награды за свои старания. — Ну, рассказывай, — начал Турецкий. — Отчего вид суматошно-озабоченный? Что сорвалось в жизни?
И Вячеслав Иванович начал свое повествование. Рассказал о последних днях в станице, о кровавых событиях, стрельбе на островах и реакции астраханских следственных органов. Короче говоря, обрисовал как общую картину, так и частности. При этом, вспоминая и выстраивая «сюжет», он разволновался, что было, по правде говоря, для него не очень привычным делом. Чаще, правда, в прежние времена он бывал спокоен и рассудительно холоден. А тут крыл чиновников от правоохранительных структур почем зря. Даже генералу, который, собственно, и пригласил Славку на отдых, досталось по первое число.
Турецкий наблюдал за ним и слушал внимательно, но с едва заметным оттенком иронии. Вячеслав заметил это и возмутился:
— Тебе смешно, да?!
— Славка, — успокаивал его Турецкий, — ты будто сюда прямо от конфирмации прибыл, ей-богу!
— Откуда? — Грязнов нахмурился.
— Ну, есть такой церковный обряд у католиков, когда девочки превращаются в девушек. Но еще не в женщин. Как бы другая судебная ответственность наступает. Я понятно объясняю?
— А при чем здесь дети?
— Абсолютно ни при чем. Это ты — как ребенок. Тайга тебя сделала наивным и сентиментальным. А то, о чем ты рассказываешь, друг мой, всегда было, есть и будет.
Просто в той же Астрахани, вероятно, некоторые провинциальные ситуации приобретают гипертрофированный характер. Ничего страшного, разберутся. А ты не ломай себе голову. Лучше расскажи, как там Дусенька — прекрасный цветок лотоса? Грязнов понурился и замолчал.
— Ты чего? — забеспокоился Александр. — Неужто опять она, проклятая?! Это он напомнил Славке, что предпринимал уже несколько попыток жениться, но всякий раз, словно гоголевский Подколесин, если и не сам сбегал в последний момент, то его «накалывали» женщины. Вот и возникло к ним недоверие, переросшее в манию. Как в старые времена делали себе наколки блатные? «Нет в жизни щастя мне и брату Коле». Но, с другой стороны, пользоваться их щедрыми услугами Вячеслав Иванович вовсе не избегал, однако… лишь до определенного момента. Особенно если продолжение отношений уже покушалось на его дальнейшее жизненное устройство.
Турецкий и в этот раз, увидев цветущую Евдокию, а также утвердившись в мысли, что эта женщина для Славки — последний шанс, причем вполне реальный и даже такой, о каком тот мог бы и помечтать, решил приложить все усилия, чтобы альянс состоялся. Не забыв, впрочем, и о себе, грешном, увидев в сложившейся ситуации явную руку судьбы. И вот — на тебе! Неужели опять струсил?
И теперь уже допрос продолжился с пристрастием. Чтоб все как на духу! Грязнов признался, что расставался с ней, будто разрывал сердце свое пополам. Что все-то он прекрасно понимает, что рад бы, но… опять эти грехи, что в рай не пускают… Даже Лешка-генерал, и тот, кажется, здорово посожалел о том, что так бездарно и нелепо оборвался и отдых Вячеслава, и наметившиеся было отношения его с Евдокией. Для которой, вполне вероятно, такое замужество тоже стало бы великолепным шансом обрести подлинное счастье. И для себя, и для мужа Славушки. Но, может быть, еще удастся что-то поправить? Восстановить? Турецкий сейчас думал о Славки ной удаче и дальнейшем семейном благополучии как о своем собственном. Хотя его бог миловал. Не исключено, что до поры до времени. Ух, Алька, зараза этакая, никакого удержу! Нет, решил он, Славку придется вынудить, иначе уже никогда ничего путного у него не получится.
Главный его аргумент упирался в квартиру. Да, Снегирева удалось выманить из грязновского жилья. Филя, специально прибывший в агентство по этому поводу, нашел толковую бригаду строителей, и не очень дорогую, и качественную, с которой и явился непрошеным гостем на Енисейскую улицу, зная, что сумеет застать там генерала. Тот был уже наслышан от Турецкого о намечаемом ремонте, но полагал, что время терпит. На самом же деле он уже привык к чужой квартире, где разместился с комфортом, и возвращаться в родную «тесную семью» не спешил. Вот его и «поторопили».
Бригадир, молодой и нагловатый мужчина, бесцеремонно обошел всю квартиру, сопровождаемый Филиппом Агеевым, все осмотрел, прикинул что-то на роскошном калькуляторе, а потом заявил, что его бригада готова взять на себя евроремонт в этой квартире, и за сравнительно невысокую цену, поскольку у них намечается короткий простой. Однако с непременным условием, что приступить к работе они должны немедленно. Перенос сроков обойдется нанимателю в полтора раза дороже. Поскольку речь зашла о деньгах, и деньгах немалых, крыть генералу Снегиреву было уже нечем. Он лишь выторговал для себя три дня, связанных с вывозом его вещей, которые бригадир снисходительно разрешил на это время сложить в одной из комнат. За нее бригада примется в последнюю очередь. Словом, напугали. И Снегирев, смиряясь с судьбой, съехал уже на следующий день.