Чисто астраханское убийство
Шрифт:
С тем и попрощались. Дуся передала с Володей брату несколько аппетитных вяленых рыбин — под пиво, которым Алеша любит побаловаться на досуге. Завернула на добрую память и самому Климушкину. Заревели двигатели Ми-8, машина с пассажирами словно подпрыгнула немного и мягко унеслась в сторону юга. А Грязнов с Дусей проводили ее взглядами, со смехом отряхнулись от поднятой пыли и отправились домой. Наконец-то, сказал он женщине, можно заняться и рыбалкой. Про поездку на острова, естественно, ничего не сказал, не желая впутывать Дусеньку в свои заморочки. Ей уже и без того досталось волнений. Однако не тут-то было. Утром следующего дня — как раз пятница, а дальше — выходные, последние у Славушки, между прочим, — Дуся и слышать не желала, чтоб он куда-то еще уехал. Пришлось сознаться про
И Грязнов подумал, что, возможно, так оно будет и лучше. Прикинув «диспозицию», он пришел к выводу, что чеченцы во главе с Ахметом, понявшие, что их преследовать не стали, могут и вернуться. И узнать об обыске в доме Рахима Дадаева. Но, главным образом, о том, что связанного Саида увезли вертолетом в Астрахань, что туда же отправился с бойцами спецназа и капитан Полозков и, наконец, что дом, в котором они столько времени безбедно проживали, опечатан. Какими могут стать после этого их действия? Непредсказуемыми…
Поэтому пока он, Грязнов, здесь, и Дусе лучше не оставаться одной, мало ли?.. Но ее, казалось, такое положение вещей вполне устраивало. «Славушка, съешь то, да выпей это, Славушка, отдохни — намаялся, чай, позагорай лучше в саду, а то — отпуск, а ты и не отдохнул путем…» Прошлым вечером, совсем уже поздно, заскочила Зина. Обо всех последних станичных новостях она, естественно, узнавала от Дуси. А теперь пришла сказать, что мужики сегодня весь вечер обсуждали возле здания управы происшедшие события. Особенно их тревожило, как ей показалось, то обстоятельство, что в убийстве, как успел проговориться женщинам участковый, и сам оказавшийся некоторым образом как бы причастным к убийству — иначе чего б его тогда тягали прибывшие из Астрахани сотрудники милиции, — виноваты чеченцы, проживавшие у Дадаевых. А это всем здесь было известно. Приезжие, правда, по улицам с ножами и автоматами не разгуливали, но… были ведь. И вон как оно случилось! Так что ж теперь, еще и этих опасаться?! Словом, народное вече выражало тревогу, а защитить народ было как бы и некому: милицейская-то власть сама под подозрением! И что дальше будет?..
А что будет? Поболтают, пошумят и успокоятся. Если не произойдут новые убийства. Чеченцы — народ мстительный и жестокий, всякого от них ожидать можно. Значит, надо надавить на местную управу, чтоб она с замотаевскими районными властями связалась и описала ситуацию в станице. Мол, народ дальше так жить не хочет, опасается. Но… поговорили и разошлись. Кто — по домам, ибо завтра — обычная работа, которую нельзя останавливать, без куска хлеба остаться можно, а кто и в «маркет», который, как известно, торговал все двадцать четыре часа в сутки. А в общем, и Грязнову с женщинами обсуждать было нечего. Да и потом, никто толком не знал, где содержался задержанный Саид: его просто привели и посадили в вертолет. А где он был и кто его поймал — какая разница? Но Грязнов-то прекрасно догадывался, что покойная теперь Дарья, которую били смертным боем, наверняка сказала про мента из Москвы. Имелся в виду Володя. А где Володя, там и Грязнов обозначился рядом. Скверная ситуация может сложиться. Он уж подумывал, что было бы неплохо, если бы Дуся какое-то время провела в Астрахани, у брата. Хотя бы недолгое, пока здесь все успокоится. Либо пока не поймают бежавших чеченцев-боевиков. На что, правда, рассчитывать немедленно было бы легкомыслием.
Он и высказался в этом смысле, когда они вечером, после ухода Зины, остались вдвоем с Дусенькой. Но та и слушать не желала. Это ж, если так думать, можно полстаницы считать виноватыми! Да где ж такое видано!
— А то и видано, — в буквальном смысле отмел ее возражения Грязнов, — что эти твои полстаницы как раз и обслуживали банду распространителей и торговцев наркотиками. Они огромные барыши приносили хозяевам, и жестко поступать с ними те будут лишь в том случае, если узнают, что станичницы твои сдали их милиции. Хотя с милицией вашей совсем плохо дело, насквозь прогнили.
— А если так, тогда почему Жигалу этого не забрали? Он ведь тоже…
— За него не беспокойся. Всему свое
— Ну а что толку, если он и побежит к кому-то? Кто узнает? Ты ж сам сказал давеча, что он прохвост порядочный!
— Сказал, и что? Уж не хочешь ли ты наняться в тайные агенты? — И добавил с легкой иронией: — В шпионку поиграть?
— Ну зачем ты так? — обиделась Дуся. — Я ведь о деле думаю…
— Так и я о деле… Положение твоего… прости, вашего Жигалы будет во многом зависеть от показаний Полозкова и Саида Хасмагомедова. Ни тот ни другой, надо понимать, щадить и выгораживать его не станут. Напротив, постараются и свою вину перевалить на него. Мол, это он всему голова, а они ни при чем. А так — что ему может предъявить следователь? Особенно если тот и сам каким-то образом замазан в дадаевских делах? Чего, к сожалению, нельзя исключить. Раскрутка дела Калужкина лично мне ясно показывает, что в нем были заинтересованы не только местные лица. И ничего не показывает следствию, вот как получается…
— Но все равно же… — попыталась возразить Дуся, и Грязнов решил ее не мучить, зная, что она не отстанет, ибо уже считает его умнее всех остальных сыщиков, вместе взятых. А может, это была у нее обычная женская гордость за «своего» мужчину, кто знает? Что бывает в тех случаях, когда женщина всерьез возлагает на этого мужчину определенные надежды. А так оно, видно, и есть.
Но в мыслях Вячеслава Ивановича как-то исподволь прокручивалась история с Дарьей Двужильной. И он снова укреплялся в мыслях, что ее мучения и страшная смерть явились отчасти и результатом их с Климушиным беспечности и торопливости. Не знай Дарья о том, кем является Володя, возможно, ее и миновала бы такая жестокая участь. Хотя вряд ли. С бандитами поведешься, оправданий себе не ищи… Вот он и думал: открыть Дусеньке тайну или не стоит? В женщине он, разумеется, был уверен, как в себе самом, но… жизнь иной раз подбрасывала такие ситуации, которые не могли бы и в голову прийти. Однако Алексей твердо знал, что Дусе довериться можно — сестра все-таки. Ну, раз так?..
— Я тебе скажу кое-что, но ты сразу об этом забудешь, если к тебе вдруг обратится незнакомый тебе человек, чтобы передать привет от Алексея. Даешь страшную клятву? — усмехнулся он.
— Землю есть? — с готовностью согласилась она, и глаза ее заблестели.
— Нет, не надо. — Он засмеялся. — Просто ты видела пятерых спецназовцев, верно? А прилетело шесть человек. Понятно? И вот этот шестой… или шестая, не знаю, найдет возможность понаблюдать за участковым. Но тебя это не касается.
— Вон чего?.. — протянула Дуся и покачала головой. — А как же он — или она — станет это делать, если у нас в станице каждый новый человек сразу заметен?
— Найдет, наверное, возможность. А может, тот человек — из местных, я не знаю. Да и тебе не стоит о нем думать. Понадобится, сам подойдет. Или сама… Алексею видней.
Дуся покачала головой и поскучнела. И Грязнов знал причину. Он ведь улетал, а она оставалась. И надежды, если они у нее и были, оставались пустыми надеждами… Хотел бы он сказать ей: «Дусенька, не теряй оптимизма», — но понимал, что рано, не ко времени. Да и вообще, вопрос о том, что дальше, становился для Вячеслава Ивановича все проблематичнее. Это хорошо, что Саня с Филиппом побеспокоились о его жилье, а то сам бы он ни за что не стал настаивать на срочном выезде генерала Снегирева из квартиры на Енисейской. Мог бы, наверное, временно пожить в квартире Дениски на Пречистенке, но что-то останавливало Грязнова. Словно приходилось, вопреки своему желанию, ворошить тело покойного. И даже теперь, зная, что Дениска жив и работает где-то далеко и, когда домой вернется, неизвестно, Вячеслав Иванович не мог, просто не мог поехать туда и что-то изменить по-своему, считал такой свой поступок предательством по отношению к единственному племяннику. Только регулярно перечислял квартплату по лицевому счету, тем и ограничивался. И что там, в квартире, не знал, да и знать не хотел. Вот хозяин вернется…