Чисто еврейское убийство

Певзнер Керен

– Он работает в ресторане "Малахит" барменом.

– А-а, Рафик. Ну конечно. Йоси же с ним договаривался...

– О чем договаривался?

– Ну...

– Ладно, дома расскажешь, а сейчас еду к тебе. Говори адрес.

Положив трубку, я подумала, что игра в горячо-холодно начала уже немного припекать.

Выводя машину на трассу, я вспомнила тот единственный раз, когда видела Рафаэля Сагеева - в день празднования победы на выборах.

Партийное начальство решило отметить его широко, хотя вместо обещанных семи мест, получили только пять. Мы с Денисом сидели за столиком, неподалеку

от стойки бара и я буквально залюбовалась четкими и быстрыми движениями бармена. Он ловко орудовал шейкером, подливал туда разноцветные жидкости, бросал кусочки льда и при этом с его губ не сходила улыбка. В сочетаниями с тонкими усиками, она выглядела, как нарисованная. Рафаэль часто выходил из-за стойки, чтобы поднести коктейль одному или другому партийному бонзе. Подобострастно наклонялся так, что его ермолка плыла параллельно полу. Стой, Валерия, ведь и на убийце тоже была ермолка. Хотя кого в Израиле удивишь этими шапочками?..

x x x

До Кирьят-Шенкина я доехала за двадцать минут. Еще десять ушло на то, чтобы найти дом Тамары и вскоре я уже звонила в ее дверь на четвертом этаже.

– Входи, - Тамара широко распахнула дверь, - я детей кормлю, садись за стол.

– Нет, спасибо, я не голодна.

– Как тебе нравится, Валерия, - возмущенно сказала она на ходу и тут же не меняя тона, прикрикнула на детей: "Почему не едите?".

– Что нравится?
– спросила я и посмотрела на детей, сидящих за столом. Черт! Совсем забыла. Надо было купить по дороге какую-нибудь шоколадку.

За столом сидели два юных отпрыска шести и восьми лет. Толстощекие, светловолосые, мальчишки как две капли воды походили на Тамару и, завидев нас, принялись дружно работать ложками.

– У меня прекрасный украинский борщ. Но я не буду класть сметану.

– Почему?
– машинально спросила я, хотя есть не собиралась.

– Я поняла необходимость кашрута и теперь не буду смешивать мясное с молочным.

Мне стало интересно. Судя по внешнему виду Тамары и ее детей, еврейского в них была одна фамилия - Гриншпан, принадлежащая ее мужу.

Словно угадав мои мысли, она сказала:

– У Димки, - она показала на младшего, - нашли анемию, ну мало кровяных шариков и выписали железо.

– Это действительно неприятно, - но причем тут кашрут?

– А при том, что железо находится в мясе. Надо есть говядину и индюшку. А таблетки нельзя запивать молоком - от них железо сворачивается. Мне это аптекарша сказала.

– Ну и что?

– А то, что молоко, если его положить в мясную пищу, свернет в нем железо и никакой пользы от еды не будет. Поняла?
– торжественно заключила Тамара.

– Это логично, - кивнула я в ответ.
– Только скажи мне такую вещь. Насколько мне известно, в состав украинского борща, как один из индигриентов, входит толченое сало?

– Ну ты, Валерия, даешь!
– чуть не обиделась моя собеседница.
– Как же без него? Ведь совсем не тот вкус получится.

– Так вот, давным-давно один раввин уже ответил на этот вопрос...

– На какой?

– Можно ли в борщ класть сметану?

– Ну и как, можно?

– Можно, если борщ свиной. Так что ты со своим гемоглобином изобрела велосипед.

– Ох, Валерия, больно мудреная ты для меня. Ведь

слова простого не скажешь, все с вывертом. Не поймешь, ты смеешься или правду говоришь.

Дети, тем временем, доели борщ и встали из-за стола. Тамара сложила посуду в мойку, и включила чайник. Я молчала, не мешая ей хлопотать.

Когда она поставила на стол две чашки с чаем и коробку "Зефир в шоколаде" - изделие бывших соотечественников, я спросила:

– Где твой муж, Тамара? Помнится, ты говорила, что у него были неприятности с полицией из-за убийства Йоси.

– Там, - она махнула рукой, - лежит в спальне. У него депрессия. Золовка настучала.

– Какая золовка?

– Сестра его. Я, когда с Йоси, покойником, ехать собралась, детей ей оставила. Мало что ли они у нас три месяца жили, когда приехали в Израиль. Четверо, плюс собака. Еле поворачивались, пока они квартиру не сняли. И ничего. Так она, выдра, у детей прознала, куда я поехала и тут же позвонила в Кишинев. Женька у меня еще тот ревнивец, - Тамара сказала это с одобрительными интонациями, - сразу заметался, в аэропорт, и первым рейсом сюда. Приехал домой, меня нет, а через полчаса полиция нагрянула и его взяли. Только тогда отпустили, когда бедного Марика убили. Поняли, что он не при чем. Вот с тех пор и лежит. Эх...
– она отхлебнула из своей чашки.

– Кстати, о Марике, он же работал вместе с Рафаэлем, помнишь, я спрашивала?

– Ну да.

– Когда я работала перед выборами, мне попался один документ на перевод, там была его фамилия.

– А чего тут удивительного?
– пожала плечами Тамара.
– Этот Рафик еще тот жук. Крутился у нас в штабе чуть ли не каждый день.

– Что он хотел?

– О! Таких деловаров поискать... Денег хотел, чего же еще. И Йоси ему давал.

– Что?
– моему удивлению не было предела. Кажется, дело раскручивалось еще быстрее, чем я того ожидала.
– Какие деньги? За что?

– Валерия, ну ведь ты умная баба и не понимаешь... Йоси - подрядчик. Он хотел от нашей партии выгодных заказов на строительство. Вот он и давал деньги на предвыборную борьбу с тем, чтобы потом получить от членов муниципалитета голоса в свою пользу. А Рафаэль был казначеем, давал ему расписки, все честь по чести.

– Тамара, - почти простонала я.
– Ты проверяла? Или Йоси? А может быть этот Рафаэль - жулик!

– Не может быть!
– воскликнула она и схватилась знакомым жестом за грудь.
– Ведь Йоси ему столько денег передал! Все же расписки у меня. Этот прохиндей их по-русски писал.

– Ты можешь их показать?

– Ну конечно!
– Тамара вскочила со стула и пошла в салон. Нагнувшись, она вытащила из нижнего ящика комода тоненькую пачку бумажек. Это были расписки на суммы от тысячи до десяти тысяч долларов. Всего на сумму около двадцати пяти тысяч долларов.

– Ничего себе!
– присвистнула я.
– Как же Йоси ему поверил? Тамара, неужели ты не понимаешь, что за такие деньги вполне можно убить человека?

– Да-да, я припоминаю. В последний раз, когда мы были в ресторане, Йоси увел Рафаэля в сторону. Они долго разговаривали, а потом Йоси вернулся за столик злой и раскрасневшийся. Я еще спрашивала его, в чем дело, но он только отмахнулся. Он не любил жаловаться.