Чм66 или миллион лет после затмения солнца
Шрифт:
Хаджи и я здорово набрались, вышли со двора.
– Жаль, Рахима в отъезде. – сказал он.
Рахима это дочь районного прокурора, протеже Розы.
– Сто лет мечтал увидеть ее…
– Так не скажи. Ты же не знаешь ее. О, Рахима – это идеаль.
На следующий день бабушка, мать прокурора, принесла фотографию внучки.
Такой "идеаль" можно увидеть только в фильме "Пятеро из Ферганы".
Если бобошка басмач, то курбаши – это Рахима. Я сделал открытие: с
Розой следует быть начеку и вообще для близких опасно, если она
Мама, однако, не оскорбилась строем мысли Розы и вынула из кошелька золотое колечко с камушком.
– Это мне? – удивилась Роза.
– Тебе.
– За что?
– За все.
Прошло больше тридцати лет, а тетя Галя не может забыть дядю
Кулдана.
– Бросил он нас с Розой, отнял у меня сына, а я до сих пор люблю его.
Ни за что бы не подумал, что дядя Кулдан, этот солдафон и бачбан, способен навсегда разбивать сердца. Что делается? Натворил делов, а
Бахтишка с Эллочкой наперебой галдят о том, какой у них добрый дедушка-пограничник.
Чокин соглашается на командировки сотрудников в Москву со скрипом. Повод для Москвы младшим научным сотрудникам и инженерам нужен серьезный, лучше экстраординарный.
Ереме пришло приглашение в Москву на конференцию по электрификации быта. Он занимается эффективностью электропищеприготовления и ни разу не был в Москве. В программке конференции, присланной из Академии коммунального хозяйства имени
Памфилова, пропечатан пункт и о докладе Еремы. Жаркен Каспакович уговорил Шафика Чокиновича отпустить человека в Москву.
Вернулся Ерема через неделю и в тот же вечер позвонил.
– Приходи. Посидим.
Кроме Еремы, его жены и меня, за столом был и четвертый – с.н.с. лаборатории Устимчика Алдояров. С.н.с. строит во дворе Еремы гараж для своего жигуленка, мой друг помогает ему.
Про Алдоярова по институту идет жеребячья слава. Он берет количеством. И с той, и с этой, и даже ту… К слову, жертвы его все, кроме, пожалуй, одной, далеко не фонтан. Особенно та, что носит кличку "Мать".
У Алдоярова глаза затянуты прозрачной сальной пленкой, от чего они кажутся взятыми напрокат у курицы, сам он из той породы мамбетов, что из кожи вон лезут, только чтобы понравиться всем, а потому и напропалую сыпят умными словами. Он знает наизусть множество высказываний великих и без умолку цитирует:
– Фирдоуси по этому поводу сказал так… А Навои писал следующее…
Сейчас он хлебал суп и нахваливал хозяйку. От водки он отказался.
Бутылка опустела и я внес предложение:
– Ерема, давай, пока магазин не закрылся, я сбегаю за пузырем.
Ерема за. Алдояров поглядел на часы, засобирался и напыщенно объявил:
– Вынужден вас срочно покинуть.
Он ушел и я не замедлил сказать:
– Задолбал
Ерема пошел дальше.
– Жадный он… Я ему помогаю, а он ест наш суп и ни копейки не платит.
– Как тебе Москва?
– Кул правильно говорит… В Москве пачкой нельзя щелкать. Я там чуть не оброзел.
Через два дня Ерема отчитывался на семинаре по командировке.
– Первый раз в Москве… Было очень интересно. – начал он с радостью в глазах.
Каспаков поощрительно кивнул головой.
– Интересно? Хм…
Ерема, не сворачивая, двинулся тропой Хо Ши Мина.
– Сходил в Сандуновские бани… Побывал на спектакле в театре
Сатиры… Еле билет достал…
Каспаков поднял голову, задумался.
– Потом… Потом пошел в Оружейную палату… Понравилась
Бородинская панорама… Рубо писал ее несколько лет…
Завлаб нахмурился, недоуменно оглядел сидящих и, встрепенувшись, повернулся к Ереме.
– Постой, постой… Я что-то не пойму… Какой-то Рубо, какие-то
Сандуны… Ты что нам рассказываешь? Мы что тебя в Москву в баню посылали? Ты на конференции был? Отвечай!
Ерема спохватился.
– Ой… Совсем забыл… В конференции участвовал. Сидел недалеко от президиума…
Каспаков что-то вспомнил и быстро записывал. Не поднимая головы, он спросил:
– В Академии Памфилова был?
– Был… Взял материалы… – Ерема продолжал хранить радость на лице. – Командировкой доволен… Одним словом, много полезного для себя исчерпал.
С последними словами Еремы комната погрузилась в безмолвие.
Каспаков оторвался от бумажки и силился сообразить, что же с ним и с нами, только что, произошло. Он попал впросак. Снял очки, округлил глаза и, втянув голову в себя, еле слышно проговорил:
– Кончится Ермек тем, что ты всем нам окончательно все провода в голове перепутаешь. Что значит "много полезного для себя исчерпал"?
Хоть убей – не пойму.
– Почерпнул. – с места подсказал Муля.
– Ах, да… – облегченно вздохнул Ерема.
– Что за люди? – Жаркен Каспакович повысил голос.- Слово в простоте не молвят.
Поднял руку Шастри.
– У меня вопрос к докладчику.
– Ну. – Каспаков устало смотрел на Шастри.
Шастри хитро сузил глазки.
– В театре ты был… Так?
Ерема почуял подвох, но ответил:
– Так.
– Какой спектакль смотрел?
– Затюсканный апостол. – Ерема вновь повеселел.
Шастри еще больше сузил глазки.
– Какой, говоришь, апостол?
Ерема ухмыльнулся:
– Ну ты и лопух, Нурхан! Говорю тебе, затюсканный апостол.
– Затюсканный, говоришь. – Шастри повел глазками в сторону
Каспакова. – Все ясно. Вопросов больше нет. Предлагаю отчет утвердить как многообещающе исчерпывающий.
Зяма через день обедает дома у Прудниковой. Обед у нас с часу до двух, а у Зямы с Таней с пол-двенадцатого до пол-четвертого.
Возвращается Толик с обеда и Ерема понимающе спрашивает: