Чм66 или миллион лет после затмения солнца
Шрифт:
Журналисты такие же, как и мы все, люди. С предрассудками, предубеждениями. В статьях на уголовную тему они перво-наперво тепло и сердечно рассказывают о том, какой потерпевший был полезной обществу личностью. Шеф не работал, пил. Кто знал Шефа так, как я?
Кто вообще может знать, почему он собственно метался и пил? И какое это теперь имеет значение?
– Вы напишите письмо в "Известия", – сказала мне Галина
Васильевна. – Потом, может, покажете мне, а я, с вашего позволения,
– Хорошо.
Черноголовина встала и сформулировала задачу:
– Ясно одно. Убит сын писателя. Мы должны защитить честь семьи писателя. Что ж… Будем бороться.
Вот оно как! До прихода Галины Ваильевны я не мог взять в толк, чего же хочу.
Вечером я сел за письмо в "Известия".
Камбар Увашевич учит папу ходить. Отец гортанно клекочет:
"Камбар, айналайын!". Лечащий врач разрабатывает папины руки и ноги сверх процедур массажиста. Не его это дело, но он делает это.
Утром позвонил к Гау: "Хотел бы увидеть Дагмаренка. Как ты на это смотришь?".
Гау гуляла с Дагмар в парчке у гостиницы "Казахстан". Дагмар – рыжая в папину родню. Взял на руки. Пыхтит, ругается: "Бектак, аты шока… Бектак аты – бока".
– Когда ты в тот день звонил мне было до слез жалко тебя, – сказала Гау. – Понимаешь, Нуртаса я плохо знала… Но ты так плакал, что я не выдержала и тоже разревелась.
Гау не прочь воссоедниться. Мне не до воссоединения и вообще ни до чего и ни до кого дела нет.
У магазина "Россия" встретил однокурсника Кенжика Тахира
Избакиева. Он работает в КГБ, как на местах работают с жалобами знает.
– В газеты писать бесполезно. Что они могут? – сказал Тахир.
–
Надо писать в ЦК.
– Яков Михайлович, Владимир Ильич просил передать… Фракцию левых эсеров на съезде арестовать.
– Уже…
– Что уже?
– Уже арестована…
Я с Кочубеем у ТЮЗа, в цветочных рядах. Пантелей сказал, что вчера видел Соскина. Доктора не видел. В том, что Доктор знает обо всем, Пантелей не сомневается: "Все, кому надо и не надо, знают, значит и Доктор знает". Знает, но домой не идет. Из-за Надьки?
– Ты Мастер? – я вплотную подошел к парнише тридцати пяти – сорока годков.
– Мастер.
– Уголовный розыск, – сказал я. – Пошли.
– Парни, вы меня зря забираете. – Мастер шел между мной и
Кочубеем. – Я на вас работаю.
– На кого ты работаешь? – я притормозил.
– На Аблезова.
– Разберемся.
Мы подошли к выходу из сквера. Куда вести Мастера? Кочубей предложил: "Может здесь ему п… дадим?".
– Ладно, – я повернулся к Мастеру. – Мы не из уголовного розыска.
– Кто вы? – Мастер остановился.
– Я брат Нуртаса. Сейчас ты мне расскажешь, что тебе
– Нуртаса? Я ничего не знаю. – Мастер бросил удивленный взгляд на
Кочубея. – Я откинулся месяц назад.
– Какие-то разговоры в цветочном ты слышал. Рассказывай.
– Да никто ни о чем не говорит. Слышал, что ты и без меня знаешь.
Убил Мурик… Все. А Нуртасу я благодарен.
– За что?
– Когда я сидел, он мою жену спасал.
Я повернулся к Кочубею.
– От него толку нет.
Нужен Соскин. Я знаю, где он живет. Сходить к нему домой не догадался.
Сэм свел меня с Борей Питерским, Муржуком. Боря с виду мужик серьезный, но и он ничего не знает. Муржук бродовский вор, живет, как и Потап, в доме двадцатого магазина. Тоже ничего не знает.
Загадочного в убийстве Шефа, я это хорошо осознавал, ничего нет.
И как бы я не злился на людей, но окружающие справедливо видели в убийстве только бытовуху, пьянку. Они не в курсе подоплеки. Только к чему людям подоплека? Подтекст интересен только родным.
Безжалостно лгут люди, когда убеждают других, что ищут правду.
Что делать с правдой? Она никому не нужна. Если люди заняты поисками не правды, а лишь – самооправдания ради, тогда что я ищу?
Вчера на Джамбулке мне с Кочубеем повстречался Сарым Салыков.
Кочубей прошел немного вперед и остановился, пока я поговорю с соседом по старому двору. Тухлоротый с серьезной миной на лице согнулся: "Что там с Нуртасом случилось?".
– Что спрашиваешь? – я нахмурился. – Ты же знаешь.
– Знаю, – Салыков выпрямился. – Замочили? И правильно сделали! А то я видел Нуртаса с такими шарамыгами… – Сарым вновь согнулся.
–
Как отец?
Что я за человек? Мне бы только крикнуть Кочубею и мы бы в два счета утопили тухлоротого в арыке. Но у меня опустились руки, подогнулись ноги, и я отпустил его без слов. Салыков одним махом раздавил меня, всех нас.
Салыков знает меня с детства, потому и бояться ему нечего. Я и за себя постоять не могу, а уж до того, чтобы за брата ответить, то здесь и подавно никуда не гожусь.
А тучи как люди…
Следователь Рыбина вызвала маму ознакомиться с делом.
Следовательша молодая, Иоська говорил, что муж у нее кореец, и что она отъявленная взяточница и ходит на цырлах перед прокурором района
Мухамеджановым.
Кто в наше время не берет на лапу? Тот, кому не дают. А что пресмыкается перед начальством, так на то оно и начальство, чтобы перед ним пресмыкаться.
– Вы кто будете? – спросила меня Рыбина.
– Мой сын, – ответила за меня мама.
– Нуртаса брат… Но с делом разрешено знакомиться только потерпевшей.