Чм66 или миллион лет после затмения солнца
Шрифт:
Маркиза ворчит на дочь, недовольна богемным образом жизни Лоры.
Много, мол, времени посвящает друзьям, которые, по ее словам, только и делают, что собравшись на квартире первого мужа, курят и ведут пустые разговоры.
Мама не раз встречалась с Лорой и не одобряла нападок Маркизы на дочь.
– Людям искусства нужна пилосопия, – объясняет мама Маркизе. – и
Лора шестный девушка.
Лору я ни разу не видел и мне немного трудно понять, как дочь
Маркизы исхитрилась поступить в единственный в стране институт кинематографии. Там точные знания
Маркиза рассказала и о том, как хвалит дочку Олжас Сулейменов.
Матушке мнение Сулейменова нравится и она говорит: "Вот видишь!".
Знающие люди про поэта говорят: "Олжас ни с кем не ссорится и всех хвалит".
Человеку со счастливой внешностью сильно повезет, если природа вдобавок одарит его и учтивостью. Саток рассказал мне историю знакомства Кунаева с Сулейменовым. По словам соседа, Кунаев ранним утром в 62-м году прилетел после снятия с должности первого секретаря ЦК в Москву на утверждение предсовмином республики. На подъезде к постпредству машина забарахлила и встала. Кунаев махнул рукой и велев водителю догонять, пошел пешком. Бывший первый секретарь Южно-Казахстанского крайкома партии Исмаил Юсупов подсидел
Динмухаммеда Ахмедовича. Юсупов уйгур, мало того, когда-то он и
Кунаев учились в одной школе, жили по соседству. Шагая по пустынным улицам Москвы, Динмухаммеду Ахмедовичу было что вспомнить, а с поломкой машины и вовсе он вовсе призадумался: с чего это в последнее время мне так сильно не везет? И надо же было такому случиться, чтобы именно в этот момент по Москве бежал по своим делам куда-то Олжас Сулейменов. Поэт учился в литинституте и с ранья торопился, как сказал Саток, навстречу судьбе.
Встреча в безлюдном московском переулке нос к носу с Олжасом в момент встряхнула Кунаева. Поэт обнял Динмухаммеда Ахмедовича, порекомендовал не унывать, руководитель расчувствовался.
…У Сулейменова вышел сборник "Определение берега". Название – заявка. "Притворяется лондонским дождь…". Плясать надо от печки.
Определение берега – выбор точки отсчета.
Максим Горький в разговоре с Лениным заметил: "Писать прозу намного трудней, чем стихи".
"В эти годы шумно объявил о себе Олжас Сулейменов. Мне всегда было в радость узнавать о растущей популярности поэта. В то же время не имею оснований считать себя отъявленным поклонником
Олжаса Омаровича. Меня коробило и коробит его перманентная готовность сменить письменный стол на вельможное кресло. Что-то в этом есть от неуверенности в себе, как в литераторе. А может быть, – что вернее всего, – и тут наша национальная черта – чинопоклонство – сыграла неумную шутку с поэтом?
Не Олжас первый, не он последний, кто маялся и мается в раздумьях что лучше: быть литературным или еще каким другим начальством, или сгорать дотла, как на то велит огонь призвания? Мне известны менее одаренные, менее просвещенные витии, которые, тем не менее, сохранили верность призванию. У Олжаса, озаботившимся в свое время определением места и предназначения человека во Вселенной, присутствует неприкрытый мотив власти, постоянная страсть после
Заманбек Нуркадилов. "Не только о себе".
Если это так, то одаренность поэта легче всего поверять тем, как он пишет прозу. "Аз и Я" не совсем проза. Но и не стихи. Люди говорят, что в книге немало крамолы, глубоких мыслей. Вполне может и так. Как бы не любили родители поэта, восторг почитателей книги мне разделить не по силам. Как и в случае с книгами Есентугелова,
Ауэзова – на меня со всех сторон поперло мыркамбайство и, хоть убейте, – ничего с собой поделать не мог.
С Карашаш обсуждаем шум вокруг книги.
– Ощущение, что это не роды, а неуклюжая попытка зачатия. – сказал я. – По-моему, если она и интересна для кого-то, то только тем, о чем написана. Не знаю, но кажется, что парнишка капитально испохабил тему.
– Детка, я с тобой на сто процентов согласна.
Мне кажется, что Карашаш тоже не читала "Аз и Я".
– Ай, закройте рот! – одернула нас матушка.
– Мама, не лезь.
– Олжаса не трогайте!
– Татешка, – я показал пальцем на маму, – видите, как она любит
Олжаса… Она говорит про себя какая она прямая и объективная, а заговорили о Сулейменове, вскипела, как будто он ей сын родной.
– Правда… Что ты нам рот затыкаешь?
– У Олжаса есть стихотворение, – продолжал я, – "степь моя, айналайын". Слыхали?
– Даже читала.
– Айналайын по-казахски – дорогой, дорогая. Так?
– Так.
– Теперь ответьте, не выворачивает ли вас наизнанку от "степь, моя дорогая"?
– Ай! Замолчите! – мама грозно смотрела на меня.
– Не мешай нам, – Карашаш хорошо понимала меня.- Детка, ты молодец! "Степь моя, айналайын"- это даже не смесь нижегородского с этим… Как его? Забыла… Это убожество.
– Ты что понимаешь? – мама развернула взгляд на Карашаш. – Почему нельзя говорить "степь моя дорогая"?
– Дорогая может быть только Шаку-апай, или Леонид Ильич, но не степь. Твой Олжас…
– Заткни рот! – матушка отступала с неохотой. – Мало ли что…
– Да ладно тебе. Никто ведь не узнает, о чем мы тут говорим.
Карашаш поменяла квартиру и развелась с Асланом. Она работает главным редактором кинематографического журнала. По новой вышла замуж и тоже за писателя.
Шум вокруг "Аз и Я" поутих. Но дело сделано. Выход в Историю у
Сулейменова состоялся.
В энергетике, как и в сочинительстве, нулевая точка тоже фундаментальное понятие.
Рассказ об эксергетическом методе Озолинг обычно предваряет оговоркой о точке отсчета. Говоря об эксергии химических соединений, он отталкивается от литосферы, переходя к тепловой эксергии, предупреждает: "Температуру окружающей среды мы условились принять равной 25 градусам Цельсия". Произвол в выборе отправного показателя у И.Х. не приводит к неожиданным результатам – все расчеты у него, как правило, в пределах допустимой погрешности. Единственно, с чем