Чм66 или миллион лет после затмения солнца
Шрифт:
Два Нурлахиных тычка в подбородок и здоровенный водитель, закатив глаза к небу, поплыл задом к бетонной урне. Третий удар Нурлахи в скулу прошел скользом и водитель застрял в урне; следующий прямой брат обрушил в лоб, после чего шофер вывалился на дорожку и с полминуты не мог встать на ноги.
Вечером в лицах я рассказал Шефу как скубались Нурлаха с Ситкой.
Шеф хмыкнул: "Нурлаха дерется по колхозному". Доктор находился в загуле и появился только ночью и, как ни в чем не бывало, улегся спать.
Разбитые стекла матушка заставила оплатить
И вот спустя две недели после драки Нурлаха бежал по двору и испуганно кричал: "Нуртаса порезали!".
Пырнули Шефа на стадионе "Динамо". Парень по имени Амир с улицы
Фурманова ни в какую не желал признавать право Шефа сыграть в настольный теннис без очереди. Амир знал кто такой Шеф, в свою очередь брат мой не знал, что с виду дохлый паренек с Фурманова всегда ходит с ножом. Слово за слово, замахнулся Шеф на Амира и получил два удара "лисой" в живот и грудь.
Раны зажили быстро. На суде Шеф взял вину на себя. Амиру дали год условно. Впереди у Шефа были последние школьные каникулы вместе с зональным первенством республики среди юниоров по футболу.
Джон и я дразнили Шефа Репетиловой. Шеф смеялся вместе с нами.
Разговоры о бывшей однокласснице ему нравились. Вместе с тем брат наш был на распутье.
– Таня уезжает в Ленинград…- объявил Шеф.
До отъезда Репетиловой оставался целый год, но в голосе Шефа сквозила растерянность.
Таня Репетилова готовилась поступать в кораблестроительный и Шеф не мог определить для себя насколько важно – и нужно ли вообще? – присутствие Репетиловой в его настоящей и будущей жизни. Любил ли он
Таню, так чтобы очертя голову броситься за ней не только в
Ленинград, но и к дрейфующим льдам Антарктиды? В Антарктиду за ней бы он полетел, поплыл, не раздумывая. А вот в Ленинград… Шеф реалист и возможно подумал, представил, как все могло обернуться в действительности в Ленинграде. С Таней у него кроме взаимного интереса ничего не было и, пожалуй, не могло быть. Первый опыт близости с женщиной случился у него на первом курсе института. "Но дело не в этом". – так часто выправлял течение беседы Шеф. Дело все в том, думал я, что Репетилова была для брата главнейшим сбережением на будущее. И потом мы любим по-настоящему только тех, с кем у нас никогда ничего и не было. Все остальное – потребность, нужда, но подлинно не главное.
Так или иначе, но Шеф заикнулся о Ленинграде. Папа попросил быть умнее: "Какой Ленинград? Сам подумай…". Шеф сказал, что в
Ленинградском политехе есть факультет автоматики и телемеханики.
Специальность перспективная. Хорошо бы туда.
– Мама говорит, в Казахском политехническом открывается такой же факультет. – сказал папа.
– Папа, это не то.
– Что значит не то? – наморщил лоб папа и не преминул обгадить всю малину. – Ты хочешь поехать в Ленинград из-за этой девушки?
Зачем отец так сказал? Какое вообще родителям до нее дело? Шеф распсиховался.
Самый
Мамина и папина родня боготворила "Атлетико Байдильдао". В помощи дядя Боря никому не отказывал. За кого-то хлопотал насчет квартиры, кого-то на работу устраивал. Деньгами, что правда, то правда, он никого не баловал, но то, что он делал для людей бесплатно, было намного дороже любых денег.
Квартира у дяди Бори трехкомнатная, семья большая (четверо детей плюс "сохыр кемпир" – мать матушки и дяди Бори). Тем не менее родственники из Целинограда считали обязательным пожить у дяди месяц-другой, а и иные и вовсе годами приживались в доме банкира.
В настоящее время у дяди Бори жила Катя. Та, что носила передачи
Ситке в Ленинграде.
Если у Нурлахи были причины остаться недовольным родителями и братьями, то отчего ненавидела нас Катя, долгое время для меня оставалось загадкой.
Поезд никуда не спешил и останавливался на каждом разъезде, на каждом полустанке. Миновав станцию Тюлькубас, состав и вовсе застрял. Стояли посреди степи больше четырех часов. "Доберемся до
Чимкента ночью". – подумал я.- Шеф сейчас там на сборах. Ночью мы его не найдем".
Под вечер поезд поехал и в третьем часу ночи мы сошли в Чимкенте.
"Вы что здесь делаете?".
Вот те раз. Перед нами стоял Шеф с чубатым парнишкой.
На вокзал брат приехал встречать подкрепление юношеской сборной.
Три парня из соседнего купе внимательно глядели на папу. Дядя Шохан подарил отцу значок делегата ХХ11 Съезда КПСС и папа прилепил его к пиджаку. Незнакомые принимали отца за делегата съезда.
Папа был не против.
– Хорошо, что встретили тебя. – сказал папа и распорядился.
–
Ночевать поедем к тебе.
Я заныл. Собирались ведь в гостиницу.
В большой, человек на двадцать, комнате заводского общежития горел свет. Футболисты резались в карты, на угловой койке лежал парень в плавках и пел: "Виновата ли я…".
Чубатый зашел следом за нами и заорал: "Тихо! Нуртаса отец приехал!". Мы с папой легли на кровать Шефа, сам он ушел ночевать к соседям.
Проснулись перед обедом. В комнате никого. На тумбочке записка.
"Папа, я ушел на тренировку".
Позавтракали в ресторане и пошли к папиному знакомому за машиной.
Знакомый работал председателем Облпотребсоюза. Он дал "Волгу" и мы поехали попрощаться с Шефом.
Футболисты с тренировки еще не вернулись.
Папа достал из сетки обернутый газетой большой кусок жирного мяса. Приехало мясо с нами из Джамбула, где отцу его принесли в купе то ли родичи, то ли знакомые. Папа засунул мясо Шефу под подушку.