Чм66 или миллион лет после затмения солнца
Шрифт:
Я задыхался.
Напротив, в метре от автобусного окна стояла Таня Власенкова.
Сквозь шум прилетело ветром будничное:
– Я пришла попрощаться…
Я оглоушенно смотрел на Таню, и не понимал, о чем она говорит.
Слова Тани Власенковой долетали туманными обрывками. Надо бы выйти из автобуса. Но я… растерялся, размяк и потек. Что было сил и воли, я попытался сдержаться, не выдать себя и раскрыв пошире глаза, попробовал сморгнуть.
Не вышло.
Таня все видела, и, наклонив голову в бок, смотрела на меня с прищуром,
Автобус медленно разворачивался. В переливавшихся фиолетовыми зайчиками, штормовых волнах пылало темным огнем прощальное Солнце
"Орленка". Таня стояла в центре толпы провожающих. Вожатые с пионерами и пионерками махали вслед уходившему на Туапсе автобусу.
Махнула ли рукой на прощание Таня? Этого я не помню.
Автобус окончательно развернулся и неторопливо катил мимо корпусов "Звездного" и "Стремительного", а я раскрыв глаза во всю возможную ширь, говорил себе: "Успокойся… Все потом… Все хорошо…".
На вокзале нас провожала Валя. Вагон тронулся, Валя медленно уплывала вместе с перроном от меня. Я высунулся в окно и крикнул:
– Валя, это сделал не я.
Вожатая кивнула.
– А я знаю.
Подошла Ира Павлова.
– Знаешь, что просила передать тебе Зоя? – спросила Ира и сказала. – Ты, сказала Зоя, ничего ему не говори, а подойди и стукни по плечу и скажи: "Хороший ты парень, Бектас".
Глава 12
По двору шел студент второго курса архитектурного факультета политеха Костя Дайнеко, брат девушки Омира.
– Костя, ты что не здороваешься? – крикнул я.
Дайнеко даже не обернулся.
– Совсем оборзел пацан. – сокрушенно заметил Бика.
Это точно. Мальчонки вырастают и начинают борзеть. Бика, Омир и я сидели в беседке цековского двора. Что наглеет Костя это нехорошо.
Он хоть и старше, но прежде никогда не забывал поприветствовать. Да и вообще парень хоть и здоровый, но выросший в тепличных условиях.
Такому спуск дашь, с остальных тогда какой спрос?
Костя подошел к спуску в подъездную яму, а я как раз баловался с алюминиевыми пульками.
– Сейчас поздоровкается. – сказал я и отпустил резинку, привязанную к указательному и среднему пальцам.
Есть. Попал. Костя обернулся и что-то сказал.
– Что он сказал?
– Ты что глухой? – Бика усмехнулся. – Он сказал: "Гаденыш".
– Стой! – я выскочил из беседки.
– Стою. – Костя ждал меня.
Бика и я подбежали к Дайнеко. Омир за нами.
– Прошу вас. Не трогайте его…- Омир суетился между нами.
Первым Дайнеко ударил я, за мной Бика. И понеслась. Костя спортсмен, но, как и я никудышний в драке, – ни разу ни в кого из нас не попал. Омир схватил за руку Бику: "Я прошу..". Левым диагональным крюком Бика вогнал Омира в распахнутый подъезд.
В крови, в разорванной до пояса рубашке Костя Дайнеко пошел домой. Что ему стоило поздороваться? Так нет же, полез
Драки после уроков стали хорошим подспорьем в проведении активного досуга десятого "Е" класса.
Женька Ткач прыгнул на Аймуканчика. За него впрягся Боря
Степанов. В драке – двое на одного – Ткач навалял обоим. Возникла проблема справедливого наказания. Крохотный Аймуканчик для класса был Мамочкой из Республики ШКИД, трогать которого не моги. С Ткача имели еще и Сипр с Нохчей – Валеркой Местоевым. Их то и решено было придать с флангов на усиление сдвоенного центра Степанов – Аймуканчик.
Ткач подошел к Бике.
– Против четверых я драться не буду.
Бика захихикал.
– Куда ты денешься? – Похлопал Женьку по плечу и подмигнул – Зато они все четверо будут.
– Бика, не надо… – Женька непонятно почему потерял веру в себя.
– Я бы на твоем месте радовался. – Бика поигрывал плечами. – Тебе драться против четверых. – И снова хихикнул. – Я завидую тебе.
Завидовать было нечему. Степанов, Сипр, Нохча и Аймуканчик товарнули Ткача по всей форме. Женька уползал от стервятников на карачках.
…Андрей Георгиевич уже не классный руководитель. По-прежнему он ведет у нас математику, но ко мне Андрюша поостыл. К доске вызывать не вызывает, оценки ставит за просто так, но все равно уже не то.
Классное руководство сдал он физику Василию Макаровичу, который и сместил меня из старост.
Зимой из Москвы возвратились Сабдыкеевы. Дядю Борю назначили на ту же должность заместителя, теперь уже первого, управляющего Госбанка.
Им дали четырехкомнатную квартиру в том же доме, где жил Алим
Кукешев.
До отъезда в Карсакпай Джон говорил:
– В одном подъезде с Атлетико Байдильдао живет Таня Четвертак.
Вот бы с ней приторчать.
Телефон на что? С первого звонка Таня пришла на угол Абая и Мира.
Джон был прав. Четвертак яркая девчонка. Но он то хотел сам с ней приторчать, а я что делал?
С Таней мы прятались от морозов по подъездам и я ничего не делал.
Горе, горе… "Сбывается проклятие старого Батуалы…". Тут еще пришел Коротя со свежим анекдотом, суть которого сводилась к бесповоротному признанию: "Я не е…рь, я – алкаш".
Себя не понимать – пол-беды. Другим не давать покоя от непонимания совсем нехорошо. Это к тому, что параллельно Тане
Четвертак морочил голову я и другой Тане – Ивакиной из 56-й школы.
На юбилей Ауэзова прилетел из Москвы один из переводчиков романа
"Абай" Леонид Соболев. Кроме того, что Леонид Сергеевич Председатель
Правления Союза писателей РСФСР, был он еще и Председателем
Верховного Совета России, членом ЦК КПСС. Словом, шишка и по московским меркам. Джубан Мулдагалиев, второй секретарь Союза писателей попросил отца: "Абеке, вы умеете работать с гостями такого уровня… Кроме того и Ауэзова знали хорошо. Было бы неплохо, если бы вы сопровождали Соболева".