Чм66 или миллион лет после затмения солнца
Шрифт:
Аксенов положим не Чехов и пример Жамиги на меня подействовал.
Ситка продолжал предсказывать скорое наступление Золотого века и не забывал напоминать всем, что он сын Господа бога. Обращался Ситка
Чарли со Всевышним по-родственному, от чего прийдя в молельный дом к баптистам на 5-й линии решил и их обрадовать скорым Армагеддоном и прочими фейерверками.
Баптисты поинтересовались.
– Кто ты?
– Сын бога. – Ситка Чарли никогда не врал.
Баптисты прогнали его. Ситка плевался и обзывал их сАтанами.
Папа
Господе:
– Кудайга сенн.
– На что почти в рифму я отвечал:
– Кудайга ссиим.
– Айтпа сондай соз! – пугалась мама.
Но это она так, на всякий случай. Потому что в бога Ситок не верила, обычаев, даже для блезира, мусульманских не придерживалась.
Некогда.
Падал снег. Бика, Омир и я шли с заводской практики. Выпили пива,
Бике захотелось отлить. Прохожих не видно.
– Ссы прямо здесь. – предложил Омир.
Бика отлил на тротуар и хотел уже спрятать крантик, как я сказал:
– Не прячь. Тебе есть чем гордиться.
– Да? – небрежно переспросил Бика и оставил как есть незапахнутым и пальто.
Мы шли вверх по Розыбакиева и у Бики была для встречных прохожих своя откорячка:
– Как будто разговариваем…
Шеф тоже откровенно любовался своим членом Политисполкома
Коминтерна. Когда дома не было родителей, он выходил из ванны без трусов и разговаривал с кадрухами в голом виде часами по телефону. . Шеф плескался в ванной. Пришел Омир и мы прошли к Шефу. Он поинтересовался:
– Как тебе?
– У Бики больше. – сказалОмир.
– Возможно. – Шеф пожал плечами.
На мой глаз у Бики был поменьше. Хотя может и ошибаюсь – до контрольно-измерительных испытаний дело не дошло.
Шеф любил и в зеркало на себя смотреть. Что симпа, он знал и тщательно следил за чистотой лица.
Омир говорил, что потенция определяется приливом крови. Никто не спорит, но чем обусловлен этот самый прилив крови – Омир не знал.
Как будто, получалось по Омиру, прилив крови сам по себе причина всего суть первобытного на Земле. Но кровоток это следствие и не он инициирует прилив животворности. Тогда что? Сигналы мозгового вещества? Здесь тоже неясность. Ведь сколько ни упрашивай мозги повлиять на разболтанность поведения первобытности – она ведет себя, как ей заблагорассудится. Что хочет, то и делает.
Чтобы отмазаться от приближавшегося призыва в армию Омир залег на две недели в психдиспансер на Пролетарской. Предусмотрительно. Ему было уже восемнадцать, и если в институт не поступит, то непременно должен загреметь на строевую.
Армии он жутко боялся, почему Бика и я регулярно напоминали ему о гражданском долге бодренькой песней
Прощай, труба зовет!
Солдаты – в путь!
В Путь! В Путь!
И для тебя родная,
Есть почта полевая.
Солдаты – в поход!
Омир бледнел и просил:
– Завязывайте.
Побыв в психдиспансере, Омир уже ничего не боялся, осмелел во всех смыслах.
Он называл меня везунчиком. Мол, два лета подряд отдыхал в
Подмосковье и на Черном море. Омир или не думал, прежде чем что-то сказать или, испытывая мое терпение, прикидывался. Хотя может ему и не дано вообразить, как это можно быть везунчиком, когда два твоих родных брата больны неизличимой болезнью. Да пропади они пропадом леса Подмосковья вместе с Черным морем, когда у тебя в доме такое!
Нет, Омир не слабоумный. Он просто напросто издевался.
На уроке истории я ударил его. Как обычно. Он впервые ответил мне. Звезданул так, что глаз чуть не растекся.
На перемене Бика привел его в подвал. Я стучал Омира по голове ножкой от стула минут десять. Все нипочем. Башкобит. Я устал и сказал, что экзекуцию продолжу на следующей перемене. Бика согласился.
– Конечно. Если устал – надо отдохнуть.
Омир перетрухал Шефа.
Брат однако не думал вмешиваться.
Вечером пришли Мурка Мусабаев и Вовка Коротя.
– Ни фига себе. – сказал Коротя и поинтересовался. – Кто это тебя так?
– Рабы восстали. – ответил за меня Шеф.
В понедельник разбирали "Палату номер шесть".
– Кто хочет к доске? – спросила Лилия Петровна.
Я поднял руку.
– Да. – сказала литераторша. – Я и хотела, чтобы о палате номер шесть сказали именно вы.
С палатой, как и с ролью личности в истории, получился конфуз.
Лицезрея мой фингал, Лилия Петровнав не могла сдержаться. Она улыбалась, как девчонка. Какая она хорошая и совсем не строгая.
Плохо, что расстались не хорошо.
Литераторша говорила о русском солдате. Говорила все правильно, но мне было скучно и я поднял руку.
– Лилия Петровна, а что это у вас через слово русский солдат?
Остальные, что не воевали?
Она вышла из себя.
– Да, – напирала она на меня. – Именно русский солдат, именно русский народ победил в минувшей войне. И вы, со своим изощренным цинизмом, прекрасно знаете и понимаете это.
Я хотел объяснить, что внутренне согласен с ней. Только ей же самой и русским самим во вред выпячиваться. Хотел объяснить, но услышав про цинизм, махнул рукой на нее и на весь русский народ.
Разбирайтесь сами.
Андрюша перед последним звонком остановился и, глядя в сторону, сказал:
– А ты… оказывается не такой…
Я обманул ожидания Андрея Георгиевича. Да я не такой. Но дело ведь не в том, какой я на самом деле. Дело совсем в другом. Как бы это понятней объяснить?
…Выпускной вечер. Музыка, хохот, крики. Проняло таки. Дурацкое веселье. Надо остановить всеобщий гвалт. Остановить и спросить:
"Чему радуетесь? Ведь больше никогда ничего не будет.
Это все. Это подлинный конец, за которым ничего нет".