Чокнутая будущая
Шрифт:
— Ты любил ее.
Приведи Алеша домой молодую красотку и объяви, что она теперь будет жить с нами, то я бы и глазом не моргнула. Работающим женам самим нужны жены, а рук в огороде всегда не хватает.
Так почему же сейчас, слушая о женщине давно минувших дней, я истекала кровью от когтистых лап метафорического чудовища?
Он засмеялся. Ну вы представляете, как смеются люди, которым совсем не смешно. Как будто кто-то ходит в кирзовых сапогах по битому стеклу.
— Любил — это не совсем точное определение, —
— Хорошо, что у тебя есть мы, — старательно прикидываясь беззаботной дурочкой, воскликнула я, — безликие Алешины жены. А то бы ты совсем зачах от тоски.
Это была пассивная агрессия, уловили?
Нас, обиженок из гарема, хлебом не корми — дай только отчебучить что-нибудь этакое.
— Безликие Алешины жены, — эхом повторил Антон. — Да такое себе удовольствие.
— Почему ты сегодня такой ядовитый? — напрямик спросила я. — Этак от меня и вовсе скоро останется одна кочерыжка.
— Что? — не понял он.
— Ты зачем-то ранишь меня. Зачем?
Антон молчал, так и глядя в окно.
Превратился вдруг в истукана.
— Скажи хоть, намеренно или случайно так выходит, — попросила я. — Ну, вдруг пробелы в воспитании или характер там скверный. Или неделя тяжелая, всякое ведь бывает. Голова болит, не выспался.
— Случайно, — ответил он самым лживым голосом в мире. — Плохо воспитан, не выспался и голова болит.
А потом вернулся ко мне — остановился так близко, что я могла бы схватить за карманы его пиджака и дернуть их как следует, чтобы оторвались.
Он носил такие отвратительные костюмы, что так и хотелось их сжечь.
Или раздеть Антона.
Впрочем, последнее может быть никак не связан с элегантностью кроя.
— Послушай, — я подалась вперед, закрутив его пуговицу в пальцах, — пожалуйста. Я тебя очень прошу. Практически, умоляю.
Мой горячий шепот произвел странное впечатление — зрачки у Антона расширились, а дыхание замедлилось.
— Что? — отозвался он непривычно низко, тихо.
— Разреши мне снять с тебя мерки!
— Что?
Ему понадобилось какое-то время.
Сначала — чтобы моя просьба достигла глубин его разума. Пробралась там по лабиринтам и всяким закоулкам.
Потом — чтобы отразиться изумлением на лице.
А потом — чтобы Антон перехватил мою руку, спасая пуговицу.
Простое прикосновение не должно же так обжигать?
— Что? — повторил он уже обычно, без всяких там взволнованных интонаций.
— Я умираю от желания сшить тебе нормальный костюм. Правда, я никогда не шила для мужчин, но наверное, это не сложнее, чем для женщин. Выпуклостей
У него стало странное выражение лица — такое бывает перед особо злостным чиханием.
Вы замечали, что только мужчины чихают со всей оглушительность, на какую способны? Так, чтобы воробьи взлетали на соседней улице, а все, кто в помещении — подпрыгивали до потолка от испуга?
Женщины себе никогда такого не позволяют, если только им уже не исполнилось шестьдесят.
Но Антон не стал чихать — он расхохотался.
Да так, что даже слезы брызнули у него из глаз.
Натурально, как у клоуна.
— Прости, — всхлипнул он, — прости, пожалуйста.
После чего вдруг успокоился, как будто верховный главнокомандующий его психики отдал такой приказ, и оторвал мою руку от пуговицы.
— Прости, — снова сказал он, присаживаясь передо мной на корточки, теперь я смотрела на него сверху вниз, что было куда приятнее, чем задирать голову.
Впрочем, голову мне сейчас можно было смело рубить с плеч — вряд ли я обратила бы на это внимание.
Мне было очень некогда: я тут сходила с ума.
Ну серьезно.
Разве меня прежде никто не брал за руку?
Что вот началось?
Отчего все это так мучительно-сладко, и хочется больше, и сразу понятно, что всего будет мало?
— Я действительно стал плохо спать, — продолжал Антон с раскаянием человека, который совершил страшное преступление. — И я устал разгадывать твои загадки, Мирослава.
Ми-рос-ла-ва.
Слышите мягкие перекаты надвигающейся грозы в моем имени?
Чувствуете, каково это — глядеть в око бури?
— Какие еще загадки? — пролепетала я заворожено.
— О женщине, которая выберет меня. О том, почему ты все же пришла на чертов Лехин день рождения.
— Я могу ответить на каждый твой вопрос, Антон, — мягко сказала я.
— Пожалуйста, — попросил он расстроенно, — не надо. Зря я сегодня пришел, но нельзя же просто бросить женщину, которая рыдала среди могил. Посмотри, куда нас привело обычное сочувствие.
И он встал — клинком по груди, — и отошел — ударом наискосок.
— Я пойду, — сказал торопливо. — Не провожай меня.
— А мерки? — только и могла обронить я.
Его рот дернулся.
— Остановись, Мирослава, я тебя очень прошу: остановись, — рявкнул он и сбежал, подлец.
А я осталась — оглушенной и нашинкованной в лоскуты.
Глава 14
Сентябрь пришел с дождями.
Дела огородные заканчивались, мне было маетно и грустно, и я все чаще приезжала в квартиру Алеши и все дольше в ней оставалась.
Он вернулся с гастролей капризным, взбалмошным, как будто его там как следует переболтыхнули.