Чокнутая будущая

Алатова Тата

— Больше твоя мать не досаждает тебе?

— Ушла с радаров. С ней такое часто бывает. Я читала в интернете, что у нее роман века, и она собирается замуж. Ее будущий муж на год младше Алеши, тебе не кажется это смешным?

— Не кажется, — он свернул с оживленной дороги в сторону нового и модного микрорайона. Там проросли самые высокие свечки в городе. — Тебе так хотелось отца, что ты вышла за человека, который мог бы им быть. Мне кажется это очень грустным, потому что Леха — не

тот человек, который сможет о тебе позаботиться.

— Я вышла за Алешу потому, что такова моя судьба, — провозгласила я торжественно.

Он только фыркнул раздраженно.

Мы бесконечно поднимались в сияющем лифте. В зеркало на меня смотрела взволнованная кокотка — помада почти стерлась, и ее остатки на губах выглядели порочно.

Сквозь плотный загар на щеках пробивался лихорадочный румянец.

Глаза блестели — побочный эффект от шампанского.

На месте Антона я бы схватила меня в охапку и утащила в альков, или что там у него в наличии. На своем месте Антон стоял неподвижно, непроницаемо глядя прямо на меня.

Двадцать пять этажей взгляда в упор.

Вы бы на моем месте тоже нервничали.

Наконец эта пытка закончилась. Каблуки звонко стучали по плитке.

Антон открыл одну из дверей, пропуская меня внутрь.

Я скинула плащ, нисколько не заботясь о том, поймает ли его кто-нибудь.

Помедлила и сняла сапоги. Ши-и-рк — молния, ши-и-ирк — другая. Теплый пол под ступнями. Алый педикюр сквозь сетку.

Я же готовилась соблазнять мужа.

Но вместо этого ступала по просторному холлу чужой квартиры.

— Я могу осмотреться?

— Делай, что хочешь.

Ох, зря он так.

Осторожной кошкой я прошла вперед. Свет включался сам собой — датчики движения. Умный дом, теплый пол, кухня-гостиная, хром и стекло, серая декоративная штукатурка на стенах. Диваны. Темные портьеры — распахнутые. Город лежал внизу, переливаясь огнями.

Спальня: кровать и встроенный шкаф. Ноутбук на столе темного дерева. Ни носка, ни брошенной футболки, ни скомканного полотенца.

У него даже кровать была заправлена.

Кто заправляет кровать, если живет один?

Я провела пальцами по неровному модному покрытию стен, подмигнула репликам Кандинского, задрала голову, оценив сложный потолок с тяжелыми черными светильниками.

Вернулась в гостиную.

Антон стоял в кухонной зоне, глядя на то, как закипает вода в прозрачном чайнике.

— Эта квартира похожа на тебя? — спросила я.

Сходила ко входу и забрала бутылку, которую оставила на полу между брошенными сапогами.

— Эта квартира похожа на моего дизайнера, — ответил он. — Ты удовлетворила свое любопытство?

—

Сам же сказал — я не вижу в тебе человека. Вот и пытаюсь узнать тебя получше. Ты ценишь мою покладистость?

Щелкнул, выключившись, чайник.

Антон не стал ничего заваривать.

Обернулся ко мне, склонив голову.

Было в нем в ту минуту что-то хищное, птичье.

— Мирослава, — карамелька-барбариска сжала горло своей сладостью, — верни мне, пожалуйста, мой пиджак.

Глава 16

— Мирослава, верни мне, пожалуйста, мой пиджак.

Я замерла, недоверчиво глядя на него.

Антон не выглядел взволнованным или предвкушающим. Скорее — холодным, оценивающим.

Что же, платье было создано для того, чтобы его носили, а не прятали. Я демонстративно подтянула ткань декольте повыше и аккуратно сняла пиджак, бережно повесив его на спинку стула.

Оперлась ладонями о столешницу, вызывающе глядя на Антона.

— Доволен?

— И перчатки, пожалуйста, — попросил он небрежно, но ресницы его дрогнули, предали невозмутимость.

— Мешают? — в моем голосе тоже была насмешка, защитная реакция.

— Слепят.

Криво усмехаясь, я плавно стянула красную лайкру, обнажая руки одну за другой.

Теперь без вызывающих сапог и перчаток мой наряд стал куда скромнее, приглушеннее.

Легкомысленно бросила ставшие безжизненными тряпки поверх его пиджака.

— Что дальше?

— Ты мне скажи.

И тогда я засмеялась, зло и нервно.

— Проверяешь, как далеко я зайду? А если далеко?

— А ты зайдешь?

Это было похоже на медленный танец на ринге. Мы кружили вокруг друг друга, ожидая, когда противник подставится для удара.

Раздражение подталкивало к решительным действиям.

Чего мне стоило обойти стол и дернуть вниз молнию на его брюках?

Он был настолько раздражен, что не стал бы мне мешать.

Это было бы опустошительно — мы не нравились друг другу сейчас и не хотели друг друга.

Я медленно двинулась вперед, подошла к Антону вплотную, но оставила между нами немного воздуха.

Мое сердце колотилось беспорядочно и быстро, а вот он, наоборот, задержал дыхание.

— Ну вот что, милый, — произнесла устало, — твоя враждебность меня утомила. Позволь напомнить, что тебя сегодня вообще в программе не было. Ты сам устроил сцену за ужином, сам привез меня сюда и сам меня провоцируешь. Я тебя целый месяц не беспокоила, а теперь ты ведешь себя так, как будто я тебе прохода не даю. Не противно такое лицемерие?

Люди не любят, когда им читают нотации, я это давно заметила.