Чосер
Шрифт:
новые детали и, дав новые подробности внутри единой сети, сделать нечто, сходное со
старинным англосаксонским плетением. Разнообразны здесь не только сюжеты легенд, но и
детали, и частности – возвышенный плач вдруг прерывается непосредственным обращением: Ты проиграл, Ясон! Погибель ждет тебя.
А в скрупулезно соблюдаемую последовательность рассказа вклинивается отступление
– досадливый отзыв о предшественниках:
А
Пусть обратится к скучным Аргонавтам18.
Как и два его великих последователя, Чарльз Диккенс и Вильям Шекспир, Чосер умеет
с легкостью, в пределах одной фразы или строфы, переходить от стиля высокой трагедии к
самому низменному комизму, не теряя ни нити повествования, ни полного контроля над ним.
Он великий мастер неоднородности, стиля, который Диккенс называл “беконом с
прожилками”.
Нигде это качество не проявляется столь явно, как в прологе “Легенды о Добрых
женах”. Пролог сохранился в двух вариантах, обычно именуемых “вариантом F” и
“вариантом д”. Последний, по-видимому, был написан после смерти королевы Анны, последовавшей летом 1394 года: из текста, должно быть, из уважения к трауру короля, убраны все упоминания имени королевы, “миледи” превращаются в “Альцесту”. Смерть
супруги так тяжело отразилась на короле и повергла его в такую скорбь, что он даже
приказал разрушить замок Шин, в его сознании связанный с супружеским счастьем так
тесно, что отныне он не в силах был лицезреть этот замок. Чосер, по-видимому, тоже
скорбел о королеве. Высказывалось предположение, что бросить работу над “Ленедой”, его
заставило именно известие о ее смерти. Несомненно, что он присутствовал и на похоронах.
И все же в позднейшем варианте фигурирует образ лилии – fleur de lis – как
символическое восхваление нового брака короля с принцессой Изабеллой Французской. Дата
создания позднейшего варианта заставляет предположить, что Чосер вновь вернулся к поэме
гораздо позже начала работы над “Кентерберийскими рассказами”; факт, что поэма так и
осталась неоконченной, указывает на то, что она долгие годы продолжала лежать на его
рабочем столе. Текст поэмы содержит обещание писать по легенде в год, таким образом, поэме надлежало оставаться незаконченной, до самой смерти поэта.
Пролог поэмы примечателен и тем, что является непосредственной завязкой сюжета.
Поэт выступает в нем как один из протагонистов, обязанный предстать перед судом бога
любви. Вновь Чосер изображает себя несколько придурковатым и малодушным увальнем, не
умеющим держать ответ за свои слова. Но за него вступается Альцеста, богиня любви: Он лишь поэт, а смысл и тема
Не
По этой-то причине он пишет то
“Троила с Хризеидою”,
А то “Роман о Розе”, он наивен
И невиновен, ибо он
18 Видимо, имеются в виду эпосы Аполлония Родосского и Валерия Флакка.
Не ведает того, что совершает.
Ему заказ дают, его он выполняет.
Последние строки указывают на то, что перевод “Романа о Розе”, как и создание
“Троила и Хризеиды” были Чосеру заказаны. Подтверждений такому предположению мы не
имеем и можем расценить подобные слова как шутку, но тем не менее они дают ключ к
пониманию обстановки, в которой творил Чосер, – тему и сюжет он не всегда выбирал по
собственной воле; как и прочие придворные, он и здесь обязан был повиноваться приказу, работая над тем, что было признано значимым не им, а другими. Нелишне отметить и то, что, всячески расписываясь в прологе в собственной несостоятельности, он ухитряется
приковать всеобщее внимание и к произведениям своим, и ко всей своей поэтической
деятельности без малейшего оттенка саморекламирования. Здесь также проявилось его
искусство дипломата. Летом 1387 года проявить это искусство ему пришлось более
непосредственным образом. По велению короля он был отправлен в Кале, где перемещался в
сопровождении командующего. Цель этой миссии нам неизвестна, но оставаться там
продолжительное время Чосер не мог, так как уже в следующем месяце он находился в
Дарт-форде, где выступал в качестве судьи на расследовании дела Изабеллы Холл, похищенной ее мужем Джоном Лордингом из Чизилхерста, от ее опекуна Томаса Карсхилла.
Однако похищение это явилось актом спасения ее от предыдущего похитителя, которым был
ее опекун. Разбирательство это весьма занимало тогда умы, а бесконечно повторяющаяся на
слушании фраза “rapuerunt et abduxerunt”19 могла пробуждать у Чосера память о другом
расследовании, касавшемся его лично.
В это время скончалась Филиппа Чосер. Неудивительно, что смерть женщины, о
которой нам известно столь мало, можно вывести лишь по отсутствию записей о выдаче ей
годовых выплат после 18 июня 1387 года. Вероятно, смерть настигла ее в доме сестры в
Линкольншире, но обстоятельства смерти выяснить так и не удалось. О смерти жены Чосер
никак и нигде не упоминает, если не считать двух стихотворений, где выражено его
намерение не жениться вторично – “не попадать в капкан семейных уз”. По всей видимости, о брачной жизни он был невысокого мнения. Однако своим присутствием в жизни Чосера