Чревовещатель
Шрифт:
Паскуаль поднял лестницу и заступ и, уверенный, что теперь его никто уже не остановит, направился через сад к решетке, выходившей на дорогу. Он приставил к ней лестницу и начал подниматься. Наверху решетки он увидел гвозди, острые, как штыки. Тогда Паскуаль спустился вниз и перенес лестницу немного подальше, поднялся опять наверх, перебросил на дорогу сначала топор, а потом спрыгнул сам и грузно упал на землю под тяжестью мешка. Собравшись с силами, он поднял заступ и пошел по направлению к Малоне. На башне Рошвиля пробило два часа.
Паскуаль прошел через весь город, не встретив ни
Потом Паскуаль лег на землю, зажег спичку и осмотрел свою работу. Он остался ею совершенно доволен. Поверхность земли была ровной, мох и сухие листья покрывали то место, где был зарыт мешок. Тогда Паскуаль поднялся, зажег другую спичку, вынул нож и срезал большой кусок коры столетнего дерева.
– Этого достаточно. Теперь я буду знать, где его найти.
Все было кончено. Убийца Мариетты, уже налегке, вышел из рощи и зашагал по дороге к Малоне. Он, впрочем, захватил с собой заступ, который бросил, пройдя около ста шагов, в яму. Он преодолел это расстояние так быстро, что Помпонетта, лошадь Фовеля, мэра Рошвиля, увидела бы в нем опасного конкурента. На станцию Малоне он пришел еще до рассвета. Паскуаль взял билет второго класса до Парижа и сел в вагон. Первым, кого он увидел, выйдя из вагона, был Ракен.
XXXVII
– Молчи! — прошептал Паскуаль, хватая за руку и уводя своего сообщника, который приготовился его расспрашивать. — Через минуту мы сможем наговориться вдоволь.
Оба бандита вышли со станции и сели в фиакр. Паскуаль назвал извозчику адрес трактира, в котором обыкновенно бывал, около заставы Рошенгуар, и фиакр тронулся.
– Ты что-то очень весел! — заметил Ракен. — Это хороший знак! Тебе удалось?
– Как нельзя лучше!
– Пришлось пустить в дело нож?
– Немного. Но это мелочи, я этого ожидал и был бы совершенно доволен, если бы не одно маленькое разочарование. Я не смог открыть все ящики и не нашел всех денег.
Ракен нахмурился.
– И много недостает? — пробормотал он.
– Порядочно. Ты знаешь, что в письме Домера говорилось о трехстах пятидесяти тысячах франков, а я нашел только около двухсот.
– Однако как это неприятно, черт возьми!
– Я совершенно с тобой согласен, но нам нужно быть философами: кусочек и так довольно лакомый. Теперь на мне вместо фланелевой куртки надето пятьдесят тысяч франков банковскими билетами. Я дам тебе из них двадцать, а остальные деньги, большой мешок с золотом, зарыты в надежном месте в одном из лесов Нормандии. Мы выждем некоторое время и в один прекрасный вечер отправимся туда вместе и отроем клад. Ну, доволен ты?
– Приходится поневоле быть довольным! — проворчал Ракен и прибавил про себя: «Ах, мошенник, надул меня! Я готов пари держать, что он нашел все деньги и три части из них
– А теперь, — сказал Паскуаль, — займемся другим. Что ты сделал с Жоржем Праделем?
Ракен опять повеселел и ответил, потирая руки:
– С Жоржем Праделем? Я бы удивился, если бы он теперь встал нам поперек дороги!
– Разве он умер? — быстро спросил Паскуаль. — Ты его убил?
– Нет, я не взял на себя этот труд, другой сделал все за меня.
– Другой? Кто же?
– Муж.
– Даниель Метцер? Что ты! Это невозможно! Он слишком труслив, я ведь его хорошо знаю!
– Я с этим согласен, но, когда ты узнаешь о случившемся, ты изменишь мнение. — И Ракен рассказал Паскуалю все, что уже известно нашим читателям, и закончил вопросом: — Ну, что ты теперь скажешь?
– Я скажу, что ты совершенно прав! Наше дело сделано, мой милый: мы отомстили!
Так оба сообщника доехали до кабака, потребовали себе закуску и стали делить деньги. Тут мы их и оставим и возвратимся на бульвар Босежур, переступим порог маленького особняка, двери которого, уезжая, запер Даниель Метцер.
Когда Леонида втолкнула Жоржа в свой кабинет, тот очутился в непроницаемой темноте. Он стоял, боясь пошевельнуться, чтобы не задеть мебель и шумом не выдать себя. Затем он осмотрелся, насколько позволяла ему темнота, осторожно подошел к двери и приложил ухо к замочной скважине.
Испуг Леониды его нисколько не удивил. Так поздно войти в дом мог только сам Даниель Метцер. Но знал ли он, что Жорж Прадель находится в его доме? Что заставило его вернуться — уверенность или подозрения?
«Если он знает что-нибудь, — думал Жорж, — он не совладает с гневом, будет грозить жене, пожалуй, даже начнет ее бить! Если это будет так, то нечего и рассуждать о предосторожностях, при первом крике Леониды я вышибу дверь и задушу этого мерзавца, а там будь что будет!»
И лейтенант, затаив дыхание, стал прислушиваться еще внимательнее. Прошло несколько минут, и Жорж вздрогнул: в спальне разговаривали. До него доходили только слабые звуки голосов, слов нельзя было разобрать. Если читатели помнят коротенький разговор между Даниелем Метцером и его женой, они, следовательно, знают, что муж сдержал ревность и неподражаемо искусно сыграл свою роль, так что даже Леонида была обманута его видимым спокойствием.
«По всей вероятности, он ничего не знает, — решил Жорж, — иначе вышел бы из себя и дом огласился бы ругательствами».
«Замолчали, — подумал Прадель спустя минуту, — муж уходит. Леонида его, конечно, провожает, через минуту она придет меня освободить, и я на прощание постараюсь выпросить позволение увидеть ее снова».
Прошло еще десять минут. Жорж Прадель не знал, как объяснить долгое отсутствие мадам Метцер. Вдруг он снова вздрогнул. В двух шагах от него, в спальне Леониды, раздались удары молотка. Что бы это значило?
Только хозяин дома мог позволить себе так шуметь ночью. Следовательно, Даниель Метцер здесь, рядом с ним, что-то приколачивал. Но что? Таинственная работа продолжалась с четверть часа. Затем опять наступила глубокая тишина. «Что делает Леонида? — спрашивал себя молодой офицер. — Отчего она не приходит?»