Чревовещатель
Шрифт:
Ужасная минута приближалась. Несмотря на дикую решимость, негодяй чувствовал, что сердце в его груди бьется сильно и неровно. На лбу выступили капли холодного пота. Он вытер их ладонью, а затем, поставив фонарь на пол, подкрался к двери управляющего и стал смотреть в замочную скважину. В комнате было совершенно темно — следовательно, Жак Ландри если еще не заснул, то во всяком случае был уже в постели. Паскуаль тихонько постучался в дверь. Кровать заскрипела.
– Кто там? Кто стучится? — спросил Жак. — Это ты, Мариетта?
–
– Вы, месье Жорж! Что же случилось?
– Мне очень нездоровится.
– Ах, боже мой! Зачем же вы шли из своей комнаты, когда нужно было только позвонить! Сейчас зажгу огонь и буду к вашим услугам.
– У меня есть огонь. Отворите скорее. Мне, кажется, сейчас сделается дурно.
– Сию минуту.
Слышно было, как управляющий соскочил с постели и ощупью пошел к двери. Наконец она отворилась, и Жак Ландри, в одной сорочке, показался на пороге. Паскуаль ждал его с поднятым вверх топором. Тяжелое оружие опустилось, и управляющий с проломленной головой замертво повалился на пол.
– Этот мне уже не помешает! Теперь остается узнать, не проснулась ли Мариетта.
Он вынул из кармана нож и стал ее дожидаться. Через несколько минут противоположная дверь распахнулась, и девушка, успевшая только набросить на себя пеньюар, выбежала в коридор. Паскуаль бросился на нее и одним взмахом перерезал ей горло. Теперь убийца остался в замке один с двумя трупами, и уже ничто не могло ему помешать довести свое дело до конца. Он вернулся в комнату Жака Ландри и зажег четыре свечи, стоявшие на камине. Но где же хранились деньги?
Он увидел два больших сундука с тяжелыми оковами. Чтобы открыть их, нужны были ключи. Паскуаль стал искать их и не нашел. Но разве такое ничтожное препятствие могло остановить его? Им овладела дикая злоба, он схватил топор, обагренный кровью Жака Ландри, и стал рубить им тяжелые железные оковы. Через четверть часа он закончил. Тогда порывисто, как сумасшедший, он стал выбрасывать из разбитого сундука и открытых ящиков все вещи, которые там находились. Платье, бумаги, книги — все было выброшено, но денег он так и не нашел.
Паскуаль чувствовал, что им овладевает сумасшествие. Вдруг из груди убийцы вырвался радостный крик. Когда он разбирал последний ящик, у него из рук выпал на пол тяжелый предмет с металлическим стуком. Это был полотняный мешочек, завязанный шнурком; при падении шнурок порвался, и из мешка посыпались золотые монеты.
– Вот, наконец-то! — воскликнул он. — Клад, должно быть, именно здесь.
Он не ошибся. Почти тотчас он вынул другой мешок, кожаный и довольно тяжелый. В нем лежали пачки банковских билетов. Пачек было двадцать, каждая — по десять билетов в тысячу франков.
– Двести тысяч! Да еще полтораста тысяч червонцами. Я не в силах унести все с собой… К тому же мешки с золотом могут броситься кому-нибудь в глаза. Как же теперь быть?
Подумав несколько минут, Паскуаль решил,
Паскуаль взял пачки банковых билетов и положил их друг рядом с другом под рубашку, прямо на тело. Это его немного толстило, но нисколько не мешало застегнуть жилет и куртку, а следовательно, не могло привлечь внимание любопытных. Затем он поднял золотые монеты, выпавшие из маленького мешка, завернул в бумагу, чтобы они не гремели, и набил ими карманы, положив столько, сколько могло войти. Оставался кожаный мешок. Бандит нашел в сундуке крепкий кожаный ремень, привязал его концы к мешку и взвалил тяжелую ношу себе на плечи.
Окончив эти приготовления, он посмотрел, не осталось ли на руках и на одежде кровавых пятен, погасил свечи, так как они уже были ему не нужны, и вышел из роковой комнаты через дверь, что вела прямо в парк. Он запер ее за собой, а ключ бросил в высокую траву.
Вечером, ужиная с Жаком Ландри, он очень ловко и как будто невзначай выведал расположение хозяйственных пристроек. Он знал теперь, что рядом с хлевами был сарай, в котором лежали земледельческие орудия. Быстро отыскав сарай и осветив его спичкой, он заметил на гвозде легкую лестницу. Тут же лежали заступы, лопаты, грабли и прочие орудия.
Паскуаль снял лестницу, взял заступ, а затем дошел до темной яблоневой аллеи. Вдруг он вздрогнул. В нескольких шагах от него в темноте блеснули два огненных зрачка и послышалось грозное ворчанье.
– Ах, черт возьми! — воскликнул Паскуаль. — Собака! Я про нее и забыл, придется от нее отделаться. Лучше бы встретить двух людей, чем эту проклятую собаку!
Паскуаль положил лестницу и заступ на землю, вынул из кармана ножик, еще красный от крови Мариетты, быстро раскрыл его и приготовился к обороне. Еще секунда — и было бы уже поздно. Мунито, как ягуар, одним прыжком бросился на преступника. Убийцу ждала неминуемая гибель, если бы собака успела схватить его за горло. Паскуаль же отступил назад, и Мунито наткнулся на лезвие, направленное на него, и, раненный, упал, испуская жалобный вой.
Но на этом борьба не кончилась. Храброе животное, изувеченное и истекающее кровью, бросилось на негодяя с прежней яростью. В темноте завязалась борьба между человеком и собакой. Паскуаль едва различал быстро двигающуюся тень и махал ножом почти наобум. Но ему помогал случай: ни один удар не пропал даром, что доказывали глухие стоны Мунито. Борьба продолжалась несколько минут, длинных, как вечность. Затем собака, получившая двадцать ударов ножом, обессилела от потери крови и упала, чтобы никогда больше не подняться. Ее злобное рычание перешло в стоны, а потом в агонию.