Чрезвычайное положение

Рив Ричард

— Проклятый черномазый ублюдок! Больше ты не будешь нарушать покой в моем доме.

Преодолевая боль, Эндрю попробовал открыть глаза. В этот момент на голову ему обрушился тяжелый башмак. Он не знал точно, кто его ударил. Удары и пинки сыпались со всех сторон. Он изо всех сил старался встать на ноги, тупая боль пронизывала все его тело.

— Подговорил мою проклятую жену уйти из дома и еще смеешь сюда являться!

Эндрю съежился от удара, который Кеннет нанес ему прямо в живот. Превозмогая боль, он все-таки сумел, держась за ножку стола, приподняться. Напрягая остаток сил, он опрокинул стол. Бокалы и бутылки разлетелись вдребезги. Кеннет схватил его за пиджак. Эндрю рванулся назад, и пиджак лопнул по швам. Кеннет ринулся на него, и вскоре они уже катались среди осколков стекла. Наконец Эндрю

вскочил на ноги и бросился к двери. Он крутил ручку, казалось, целую вечность, прежде чем дверь открылась и ему удалось вырваться в сад. Он мчался по дорожке, Кеннет преследовал его по пятам. Подбежав к калитке, Эндрю не стал возиться с запором, а перемахнул через верх. Джеймс пытался удержать Кеннета.

— Черномазый ублюдок! — вдогонку Эндрю вопил Кеннет. — Из-за тебя ушла моя жена. Попробуй только еще явиться, я выпущу тебе кишки.

Он размахивал разбитой бутылкой, которую держал в израненной руке.

— Убирайся! — кричал Джеймс Эндрю. — Не суй больше сюда свою поганую морду, иначе получишь по заслугам!

Эндрю бегом добрался до машины. Все тело у него ныло, одежда была залита кровью. Глаза жгло, и он щурился, пытаясь отыскать замок в дверце. Немедленно к Руфи. Немедленно к Руфи, стучало у него в висках, немедленно к Руфи. Подальше от людей. Подальше от людей. Немедленно к Руфи. Он влез в машину и завел мотор. Тело разламывалось от боли. Он смутно видел, как Кеннет пытается открыть калитку, а Джеймс не пускает его. Эндрю думал об одном — как бы поскорее добраться до Руфи. Немедленно к Руфи. Как можно быстрее к Руфи. Прочь от людей. Немедленно к Руфи.

Перевод А. Ибрагимова

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Среда,

30 марта 1960 года

Когда распространилась весть о том, что на рассвете арестованы многие руководители, рано утром в окрестностях Ланги и Ньянги собрались толпы народа. Около одиннадцати часов во главе со студентом Кгосаной они отправились в Кейптаун. После длительных переговоров с полицией процессия двинулась в обратный путь, к локациям. Сторонники Кгосаны несли его на руках, высоко подняв над колонной. Позже в тот оке день генерал-губернатор объявил чрезвычайное положение.

Глава первая

Эндрю беспокойно метался на кушетке. Ночь стояла душная, ни малейшего ветерка. Без конца ворочаясь с боку на бок, он сбил в сторону простыни, которые ему постелила Руфь. Ныл каждый мускул, и малейшее движение причиняло мучительную боль. Он сам не знал, бодрствует он или спит. Болели те места, по которым бил Кеннет. Его башмак подобен лошадиному копыту. Нет, не лошадиному — бычьему. «Черный бычок поскакал на лужок». Нет, это, должно быть, здоровенный бычище! А почему, собственно, бык должен идти на лужок? Может быть, быки любят ходить на лужок? Как чертовски болит бок! Грубый удар башмака в ребра, и тупая боль поползла вверх. Тело сжимается в ожидании следующего глухого удара. Оно изгибается и напрягается, чтобы уклониться от удара. Кеннет отбивает дно бутылки и продолжает держать ее за горлышко, а джин растекается по ковру, наполняя комнату тошнотворным запахом. Он испытывает позывы к рвоте, но ему некогда сунуть два пальца в рот. Того и гляди, Кеннет ударит разбитой бутылкой. Кто-то пытается его оттащить. Миссис Каролиссен. Пожалуйста, мистер Д.! Запах мочи и бренди всегда вызывает у него тошноту. Треск рвущейся материи, когда миссис Каролиссен хватает его за пиджак. Холодный ужас, когда снова появляется Кеннет с разбитой бутылкой. Изо всех пор выступает пот, тело становится мокрым и липким. Пот просачивается сквозь рубашку. Там, где рубашка прикасается к телу, пот вызывает жжение.

Кожу саднит, в ушах стоит непрерывный звон. Словно кто-то без конца звонит в дверь. Звонит и звонит — не терпится как можно скорее войти в дом.

Лучше уйти, прежде чем его схватят. А звонок все звонит и звонит. Ему хочется крикнуть: бога ради, входите же, если я вам нужен! Странно. Особое отделение никогда не звонит. Обычно барабанит в дверь. В висках так стучит, что кажется, сейчас лопнет голова. Боже, как хочется пить, просто невыносимо! Сейчас бы глоток винца, выдержанного в подвале. Благоухающего флорой. Итак, дети, жизнь Шелли — это страстное поклонение силе разума; и в этом надо искать объяснение того, как он воплотил свои мысли в поэзии. О, к черту разум и поэзию! Вот если бы Минни принесла ему воды. Пахнущей флорой. Как это у Китса? Нанизаны, как бусы, пузырьки. Минни или Мириам? Но ведь Мириам ни бум-бум в поэзии! Не могла бы она остановить этот безумный звон? Динь-динь, динь-динь. Может быть, ад именно такой? Ад. Чистилище. Вечное проклятие. Дантов «Ад». Вечное ожидание в комнате, в то время как звонит звонок и некому открыть дверь. Абсолютно некому. Как у Сартра «В камере». Ужасно действует на нервы. И снова: дзинь-дзинь, дзинь-дзинь.

Кажется, что звуки воспаряют в каком-то безумном крещендо. Звон растет и ширится, пока не начинает содрогаться вся комната. Он изнемогает от боли, словно вот-вот наступит конец. И снова: дзинь-дзинь. Оглушительный трезвон.

Эндрю стал смутно догадываться, где он находится, и сообразил, что звон не у него в ушах. Постепенно беспорядок в мыслях исчезал, и к нему возвращалось сознание. Комната начала обретать определенные очертания. Он смутно различал белый проигрыватель рядом с кушеткой и бледный лунный свет, просачивающийся сквозь стеклянную дверь. Телефон продолжал безжалостно звонить. Он попробовал сесть, но боль обожгла его и заставила снова лечь. Он хотел позвать кого-нибудь и попросить взять трубку, — этот чертов звон его доконает! — но как раз в эту минуту послышался шорох. Руфь подошла к книжной полке и включила бра в углу. Он лежал, обливаясь потом. Руфь подняла трубку.

— Алло, алло. Да, это Руфь. Кто говорит? О нет, нисколько. Я еще не успела заснуть. Да, он здесь, но я не хотела бы его будить. Похоже, что какой-то несчастный случай. Нет, я не знаю, что случилось. Что-что? Хорошо, если вы считаете, что это важно.

Рука Руфи осторожно коснулась его плеча.

— Энди!

— Да?

— Ты не спишь?

— Нет.

— Эйб просит тебя к телефону.

— Что ему нужно?

— Не знаю. Говорит, что звонит по важному делу.

— Который час?

— Наверно, часов около двух.

— Нашел время звонить! Ладно, сейчас подойду.

Он сел, превозмогая острую боль, придерживаясь за край стола. Каждый шаг стоил ему невероятных мучений, и казалось, он никогда не доберется до телефона.

— Хелло, Эйб! — сказал он, с трудом переводя дыхание от натуги.

— Это ты, Эндрю? Извини, что звоню так безбожно поздно.

— Ничего. Что произошло?

— Руфь говорит, что какой-то несчастный случай.

— Пустяки! Что случилось?

— Послушай, Эндрю, случилась беда, большая беда. Я не могу ничего объяснить по телефону.

— Догадываюсь.

— Нам надо срочно ехать к Альтману.

— Понимаю.

— Захвати кое-что из вещей и жди меня в машине. Не перед самым домом, а за углом. Скажи Руфи, чтобы ехала с нами.

— О’кей.

— Буду примерно через пятнадцать минут.

— Хорошо.

Эндрю не мог не уловить тревогу в голосе Эйба. Должно быть, стряслось что-то серьезное. Захватить кое-что из вещей. Забавно, черт подери, просто уморительно! Где же взять одежду?! Какая дурацкая шутка! Разорванный пиджак и брюки в крови. Надо собраться с мыслями. Дело, кажется, серьезное.

— Руфь!

— Да, Энди?

— Что-то случилось. Кажется, что-то серьезное.

— Что именно?

— Не знаю. Эйб хочет, чтобы мы как можно быстрее уехали отсюда. Мы должны ждать его у дома за углом в твоей машине.

— Мы никуда не поедем, Энди. В таком состоянии ехать никуда нельзя.

— Делай, что я говорю. Одевайся.

— Я прошу тебя, Энди.

— Молчи и делай, что велю. — Никогда прежде он на нее не кричал, и она побледнела от удивления.

— Хорошо, Энди.