Что дальше, миссис Норидж?
Шрифт:
Мясник вскинул голову:
– Конни здесь ни при чем!
– Признаешься – и никто ни о чем ее не спросит, – промурлыкал Джервис.
– Носильщик солгал, – вмешалась миссис Норидж.
Джервис вздрогнул и уставился на нее:
– Какого дьявола, с чего вы взяли…
– Или ошибся. – Тон гувернантки был непререкаемым. – Или хотел получить толику внимания. Как бы там ни было, мистер Брукс не отпустил бы жену. Она нужна ему здесь.
Кевин вскинул глаза на гувернантку и закусил губу.
– А вы – о чем вы думали? – холодно обратилась к нему миссис Норидж. – Полагаете, уголовное дело
– Что за тайна? – рассерженно спросил инспектор.
Миссис Норидж выдержала паузу. Но поскольку Кевин Брукс только кусал губы, ни слова не говоря, она сказала:
– Мистер Брукс – сухорукий. Его левая рука почти обездвижена. Разделкой мяса занимается его супруга.
– Женщина рубит мясо?!
– Она также взяла на себя засолку и копчение, когда болезнь ее мужа стала прогрессировать. Мистер Брукс, вам чрезвычайно повезло с женой. Я знаю, что вы не имеете отношения к копчению, потому что когда в вашей лавке я спросила, добавляете ли вы тмин, вы ответили утвердительно. Но мне известен запах тмина. В ваших рульках его не было.
– Это не доказательство, – возразил Джервис.
– У его жены на руках желтоватые пятна, напоминающие застарелые синяки. О таких метках рассказывал мне доктор Хэддок. Они появляются при заражении паразитами от свинины, когда кровь при разделке попадает в ранки и царапины. Это профессиональная болезнь мясников. Вы не пускаете никого на задний двор, мистер Брукс, потому что стыдитесь своей болезни. И боитесь, что часть покупателей переметнется от вас, едва станет известно, что всем в лавке заправляет ваша жена.
Кевин не выдержал.
– Это все из-за Кармоди, чтоб ему гореть в аду! – бушевал он, размахивая правой рукой. – Он открыл лавку и сразу снизил цены, чтобы переманить к себе моих покупателей! Знал, сволочь, что мы с Конни не выдержим такого. Нам даже помощника нанять было не на что, приходилось справляться самим… Я заявил ему, что он хочет выжить нас, а потом драть с покупателей втридорога. Так он скорчил морду, словно вот-вот разрыдается, и заявил, что грешно возводить напраслину на ближнего. Напраслина, как же! Ровнехонько после этого рука у меня окончательно отказала. Не могу поднять ничего тяжелее монеты. Это он сглазил меня, не иначе!
Джервис, оценив жестикуляцию подозреваемого, заметно помрачнел. Встал, враскачку подошел к Кевину, который отшатнулся в испуге, и пощупал его левое плечо. Проделав то же самое с правым, он прошипел сквозь зубы ругательство.
– Какого ж черта ты мне голову морочишь, подлая твоя морда? Прошу прощения, миссис Норидж!
– Вам следует показать мистера Брукса доктору, – сказала гувернантка. – Я уверена, он подтвердит мое предположение. Человек, убивший Кармоди, расправился с жертвой так: повернул его к себе спиной, оттянул голову левой рукой, а правой полоснул по горлу. Это требует большой ловкости и силы, а главное – владения обеими руками. Вы ищете человека, отличающегося крупным телосложением. И привыкшего…
Миссис Норидж осеклась. Если бы инспектор Джервис был чуть более внимателен, он, несомненно,
– …привыкшего к пользованию ножом, – несколько коряво закончила свою мысль гувернантка. – Что ж, мистер Джервис, мне пора. Приятно, что теперь вы стоите на страже правосудия в Эксберри.
Она ушла быстрее, чем инспектор успел поблагодарить ее.
Миссис Норидж провела вечер в раздумьях. Да, теперь ей известно, кто преступник. Но что делать с этим знанием?
Стоило бы вернуться к инспектору и рассказать о своих догадках. Но что, если она ошибается? Джервис ухватится за новую жертву с тем большим азартом, что предыдущую сегодня вытащили у него из пасти целой и невредимой. Нет, обращаться в полицию преждевременно.
Миссис Норидж всегда следовала принципу «В любой непонятной ситуации ложись спать». А потому она поужинала мясом с фасолью, которое запекла для нее кухарка, недолго почитала в кровати и вскоре уже спала.
Наутро она встала с ясным пониманием, что ей следует делать.
Ветер, еще более безжалостный, чем накануне, встретил ее на горе. Овцы жались друг к другу. Казалось, даже камни дрожат под его напором.
Рут Кармоди ждала гувернантку на пороге своего дома.
– Чай готов, моя дорогая, – сказала она.
Аромат сушеных трав, тепло очага, запах печенья с ромом… У камина грелась старая косматая собака, метис овчарки.
– Откуда вы знали, что я приду? – спросила Эмма.
– Я ведь говорила, что слышала о вас. Когда Билли доложил, что после меня вы направились с расспросами прямиком к нему, я поняла, что вы обо всем догадались.
– С большим запозданием. Вы ведь откровенно рассказали мне обо всем, что случилось, в нашу первую встречу. А я этого не поняла.
– И все же вы единственная, кто услышал, – возразила Рут и долила себе чай. – Люди так мало замечают других! Сплетничают о них, перемывают им кости, пишут о них книги – а все ж не видят. Возьмите Джейкоба. Все восхищались его поступком. Забрать к себе престарелую мачеху! Не позволить бедняжке закончить свои дни в одиночестве! Никто не понимал его истинных побуждений. – Она раздраженно отбросила волосы со лба. – Мой пасынок был честолюбивый сукин сын. Он хотел достичь в Эксберри многого. А для этого надо было нравиться людям. Однажды Джейкоб испугался, что кто-то скажет о нем: «Ах, это тот самый лавочник, который позволил вдове своего отца медленно погибать на заброшенной ферме! Жестокосердный тип!» И он принял как закон несказанные слова несуществующих людей и бросил мою жизнь в угоду этому закону.
– Вы просили его оставить вас в покое?
Рут скривилась:
– Ни мои желания, ни мои страхи – ничто не имело значения для Джейкоба. Я раз за разом повторяла, что не могу, не хочу покидать свой уголок, – а он твердил, что об этом не может быть и речи. «Плохо скажется на моей репутации!» – вот как он однажды выразился. Меня будто вовсе не существовало в его замысле! Меня, живого человека из плоти и крови! Меня, любившей его отца больше жизни!
Она прикрыла глаза, но тотчас отняла руку, устыдившись собственной слабости.