Что делать (Черновая редакция романа, варианты, наброски)
Шрифт:
– Вот, Вера Павловна, на {так на} другое утро сижу {когда сижу} я, да и плачу: что мне теперь делать, бедной, как я жить стану? Только мне и остается, что в Неву {реку} броситься, потому что чувствую я: не могу {что не могу} я того, что я делала, зарежьте меня, с голоду буду умирать, не стану делать.
– Видите, Вера Павловна, значит у меня давно была к нему любовь, но как он не показывал ко мне никакого чувства и у меня надежды никакой не было, чтобы я могла ему понравиться, {показаться} то эта любовь и замирала во мне, и я сама не понимала, что она во мне есть. А теперь все и обнаружилось. А это, разумеется, когда такую любовь чувствуешь, то как же можно на кого-нибудь и смотреть, кроме того, кого любишь? {Далее было: В этом, Вера Павловна, и досто} Это и вы по себе чувствуете, что нельзя. Тут уж все пропадает, кроме одного человека. В этом и похвалы никакой нет, потому что иначе и можешь чувствовать. {Вместо: и ~ чувствовать.
– начато: и быть} Вот сижу я и плачу: "что я теперь буду делать? Нечем мне теперь жить". Я уж в самом деле думала: "пойду к нему, увижусь еще с ним, да пойду после того и утоплюсь". Так все утро и проплакала. Только {Только смотрю} вдруг вижу, он вошел и бросился меня цаловать, и говорит: "Настенька, об чем я тебя хотел спросить?
– Вот было счастливое время, Вера Павловна, - я думаю, мало кто таким счастьем пользовался. И все-то он на меня любовался, Вера Павловна, сколько раз случалось: проснусь, а он сидит, да и смотрит, - знаете, он изнежил меня, я иной раз лягу рано, {Далее было: проснусь поздно} а он привык заниматься, сидит за книгой, - да и не усидит, - подойдет на меня, да так и забудется, - все сидит да смотрит. Но только, какой же он скромный был, Вера Павловна, - ведь я после уже умела понимать, не то что по сравнению, как другие со мною были, это, разумеется, какое сравнение, - а ведь я стала читать, узнала, как в романах любовь описывают, по этому могла судить, - но только, Вера Павловна, уж как он любовался на меня, - и какое в это время чувство, Вера Павловна, когда любимый человек на тебя {Вместо: на тебя - было: так на твою} любуется, это такая нега, Вера Павловна, о какой я и понятия никакого не имела, - уж на что, когда он меня в первый раз поцаловал, - у меня даже голова закружилась, я так и опустилась к нему на руки, - кажется, сладкое должно быть чувство - но все не то, Вера Павловна, - то, знаете, кровь кипит, {Далее было: какое-то раздр} тревожное что-то, и в сладком чувстве есть как будто какое-то мученье, - так что тяжело {так что и рада и тяжело} это даже, хотя нечего и говорить, какое блаженство, что за {за него} такую минуту можно, кажется, жизнью пожертвовать, - да и жертвуют, Вера Павловна, значит, большое блаженство, а все не то, совсем не то, {Текст: тревожное ее совсем не то, вписан.} не то, - это все равно, как если когда замечтаешься, сидя одна, просто думаешь: "ах, как я его люблю"; - так ведь когда так задумаешься, {мечтаешь} тут уж ни тревоги, ни боли никакой нет в этой приятности, а так ровно, тихо чувствуешь, - так вот то же самое, только в тысячу раз сильнее, когда этот любимый человек на тебя любуется, {Далее было: а. это можно и б. это, ведь, знаете, не одна минута} - и как это спокойно чувствуешь, - и не то что сердце сильнее бьется, нет, - то уж тревога была бы, этого не чувствуешь, а только грудь шире становится, дышится легче, - вот это так, это самое верное: дышать очень легко! Ах, как легко, - так что и час, и два пролетят, будто одна минута, - как одна минута, - нет, ни минуты, ни секунды нет, вовсе времени нет, все равно как уснешь и проснешься, - проснешься, чувствуешь, что много времени прошло с той поры, как уснул, - а как это время прошло, - это и ни одного мига не составило, Вера Павловна; и тоже опять все равно как после сна: не то что утомление, а напротив, свежесть, бодрость, будто отдохнул, - да так и есть, что отдохнул; я сказала: "очень легко дышится" - это и есть самое настоящее. Какая сила во взгляде, Вера Павловна, - никакие другие ласки так не {не так} ласкают, не дают такой неги, как взгляд. Все остальное, что есть в любви, все не так нежно, как эта нега.
– И все, бывало, любуется; все, бывало, любуется, - ах, что это за наслажденье такое, - это никто не может представить, кто не испытывал, {Далее было: да впрочем, что ж я ва} - да вы это знаете. Вам не нужно этого рассказывать, - а как подумаешь об этом, то не можешь оторваться от этой мысли. Нет, я уж уйду, Вера Павловна, больше и говорить ни об чем нельзя. Я только хотела сказать, какой Сашенька добрый.
Крюкова досказала свою историю Вере Павловне уже в другие дни. Они с Кирсановым прожили около двух лет; признаки {следы} начинавшейся болезни как будто исчезли; но {но когда} на третью весну чахотка вдруг обнаружилась уже в сильном развитии. Жить с Кирсановым было бы {значило бы} для Крюковой обрекать себя на скорую смерть, - но отказавшись от этой связи, она могла еще рассчитывать, что болезнь опять заглохнет надолго. {Далее было: если она будет} Они решились расстаться. Заниматься какою-нибудь усидчивою работою также значило бы губить себя. Надобно было искать должности горничной, экономки, няньки, что-нибудь в этом роде, и должности, и такой госпожи, при которой не было бы ни утомительных обязанностей, ни, в особенности, неприятностей. Условия довольно трудные. Но нашлось такое место. {Текст: Надобно было ~ место, вписан.} У Кирсанова были знакомства между начинающими артистами, - через них Крюкова определилась в горничные к одной из актрис русского театра, отличной женщине. Долго расставались и не могли они расстаться с Кирсановым. "Завтра отправлюсь на свою должность" - и одно завтра проходило за другим. Плакали, плакали, и все сидели, обнявшись, пока уже сама актриса, знавшая, {слышавшая,} по какому случаю поступает к ней горничная, приехала за нею сама, догадавшись, почему она долго не является, и зная, что это продление разлуки очень вредно для бедной больной девушки. Пока актриса оставалась на сцене, Крюковой было очень хорошо жить у ней: актриса была женщина деликатная, Крюкова была привязана к своему месту - другое такое трудно было бы найти, - актриса была довольна горничною; горничная за то, что не имеет от нее неприятностей, привязалась и к ней самой, - актриса, увидев это, стала еще добрее; Крюковой было очень спокойно, {Вместо: Крюковой ~ спокойно, - было: жить Крюковой было отлично} и болезнь ее действительно не развивалась или почти не развивалась. Но актриса вышла замуж, покинула сцену и поселилась в семействе мужа, - тут, как и {уже и} прежде слышала Вера Павловна, привязался к горничной отец мужа актрисы, {Вместо: отец мужа актрисы - было: пожилой любитель} - добродетель Крюковой, положим, и не подвергалась никакому искушению, но начались домашние сцены: {Далее было: между бывшею актрисою и отцом ее мужа, Крюкова} бывшая актриса стала стыдить старика, старик стал сердиться, - Крюкова не хотела быть причиною семейного раздора, да если бы и хотела, то уже не имела бы прежней спокойной жизни на прежней должности, и бросила ее.
Это было года через полтора после разлуки с Кирсановым. Она уже не виделась с ним в это время. Сначала он навещал ее, но радость свиданья так вредно действовала на нее, что он вытребовал у нее позволения не бывать у ней для ее же пользы. Крюкова пробовала жить горничиою еще в двух-трех семействах, но везде
Крюкова до последнего времени находилась в обыкновенном заблуждении чахоточных, воображая, что ее болезнь еще не бог знает развилась. Поэтому она сама не хотела отыскивать Кирсанова, зная, что свидания с ним были для нее ядом. Но уже месяца два-три она очень настойчиво спрашивала Лопухова, долго ли остается ей жить. Зачем это нужно знать ей, она не говорила, и Лопухов, конечно, не почел себя вправе прямо сказывать {Было: говор} ей о близости развязки, не видя в ее вопросах ничего, кроме обыкновенной привязанности к жизни. Он считал своим долгом успокоивать ее. Но как чаще всего случается, она не успокоивалась, а только удерживалась от исполнения мысли, которая могла доставить отраду ее концу: сама она видела, {она сама понимала} что ей недолго жить, и чувства ее определялись этою мыслью, но медик уверял ее, что она еще должна дорожить своим здоровьем, и {Далее было: в поступках} она знала, что должна верить ему больше, чем себе, потому и слушалась его в своих поступках и не отыскивала Кирсанова.
Разумеется, это недоразумение не могло быть продолжительно: {Далее было: а. Крюкова так или иначе б. Лопухов или Вера Павловна скоро заметили} с приближением кризиса расспросы Крюковой о состоянии ее болезни сделались бы настойчивее, определеннее; если бы она и не высказала, что имеет еще {другую} особенную причину узнавать {знать} истину, кроме {кроме любви к жизни} обыкновенного интереса всех больных, то Лопухов или Вера Павловна заметили бы это, дело разъяснилось бы, и двумя-тремя неделями, {Далее было: позже} быть может несколькими днями позже все-таки дело пришло бы к тому же самому, к чему пришло несколько раньше благодаря неожиданному для Крюковой появлению Кирсанова в мастерской. Но {Но это появление} теперь недоразумение было прекращено не дальнейшим ходом расспросов, а этим случайным обстоятельством.
– Как я рада, как я рада, {Как ~ рада вписано.} ведь я все собиралась к тебе, Сашенька, - с восторгом сказала Крюкова, когда ввела его в свою комнату.
– Да, Настенька, я не меньше тебя рад, {Далее было: что встретил тебя} - теперь не расстанемся, переезжай жить ко мне, - сказал Кирсанов, увлеченный чувством сострадательной любви, {увлеченный ~ любви вписано.} и, сказавши, тотчас же вспомнил: "как же я сказал ей это, - ведь она, вероятно, еще не догадывается о безнадежности и близости развязки".
Но она или не поняла в первую минуту смысла, который выходил из его слов, или если поняла, так не до того ей было, чтобы обращать внимание на этот смысл, и радость возобновления любви заглушала в ней скорбь мысли о близком конце, {Далее было: да впрочем} - она только радовалась и говорила: "Какой ты добрый, ты все по-прежнему любишь меня".
Но, когда он ушел, она поплакала: только теперь она или поняла или {или обратила} могла заметить, что поняла смысл возобновления любви, - тот смысл, что "теперь мне уж нечего беречь тебя, не сбережешь, по крайней мере пусть ты порадуешься"...
И действительно, она порадовалась: он не отходил от нее ни на минуту, кроме тех часов, которые брали у него гошпиталь и должность, - так прошло около месяца, и болезнь быстро развивалась, был уже очень недалек конец, - и они все время были вместе, - и сколько было рассказов обо всем, что было с каждым во время разлуки, и еще больше было воспоминаний о прошлой жизни вместе, - и сколько было удовольствий: {Текст: и все время ~ удовольствий: вписан.} они гуляли вместе, - он нанял коляску, и они по целым вечерам каждый день ездили по окрестностям Петербурга, - она многих из этих окрестностей еще вовсе не видала и так восхищалась ими, {и так восхищалась ими, вписано.} - ей не часто приходилось бывать за городом, а теперь половину времени проводила среди зелени, - а {За каждый} человеку так мила природа, что даже этою жалкою, презренною, хоть и стоившею миллионы и десятки миллионов, {Вместо: миллионы ~ миллионов - было: очень дорого.} природою окрестностей радуются люди, {Далее было начато: а. которые б. в душе которых нет в. душа которых не [слилась] имеет воспоминаний о другой природе, хоть несколько} которым не была природа, {Так в рукописи.} более живая {нежная} и радостная, - они читали, они играли в дурачки, - они играли в свои козыри, играли в лото, - она даже стала учиться играть в шахматы, {Далее начато: чтобы} "потому что Сашенька любит шахматы", как будто имела время выучиться; но больше всего он просто любовался на нее, и ей, как она говорила, "было очень легко дышать".
Вера Павловна несколько раз просиживала у них вечера, еще чаще заходила к Крюковой по утрам, чтобы развлечь ее, когда она оставалась одна, {Далее было: и все слушала, когда она была с нею одна} - и когда они были одни вдвоем, у Крюковой только и было все одно и то же содержание бесконечных рассказов - то, "какой Сашенька добрый", и как он любуется на нее, и как легко дышится от этого, и как жарко он цалует ее, и тут она смеялась: "Как это он не устанет цаловать, - начнет, {Было: руки начнет} Вера Павловна, цаловать глаза, потом руки, потом станет цаловать грудь, потом ноги, - и ведь мне не стыдно, право не стыдно, а ведь я уж совсем отвыкла от мужских взглядов, - ведь я, Вера Павловна, женского взгляда стыжусь, - право стыжусь, - вы спросите наших девушек, какая я застенчивая, ведь я ни при одной из них не одевалась, - ведь я поэтому и жила в особой комнатке, Вера Павловна, потому что я очень застенчива, Вера Павловна, я очень стыдливая, Вера Павловна, - а как это так странно, Вера Павловна, вы не поверите, что когда он на меня любуется и цалует, мне не стыдно, а только так приятно и легко дышится; отчего это, Вера Павловна, - ведь вот, я даже вас стыжусь, отчего же его взгляда не стыжусь?
– это, я думаю, Вера Павловна, не оттого ли, что уж он мне {что уж я и не считаю его} и не кажется другим человеком, а кажется, как будто мы оба один человек; как будто это не он на меня смотрит, а я сама на себя смотрю; и будто это не он меня цалует, а сама цалую, - право, так мне представляется, - это оттого и не стыдно". {В конце этой страницы рукописи, в обратном направлении, был начат текст, представляющий собою вариант начала VIII главы первой романа (см. ниже, стр. 715).}