Что для России лучше
Шрифт:
— сохраниться в качестве марионетки;
— сойти с исторической арены.
А вот это уже не мелочь, не пустой пиар, поэтому заслуживает серьезного обсуждения. Будь у нас настоящая оппозиция, она бы донесла или хотя бы попыталась донести до населения эту страшную правду. А так, оппозиция — сама участник балаганных мероприятий, скрывающих истинную суть происходящего в России.
С. Волков
ЗАГАДКИ ДЕМОКРАТИИ
Всякое «великое учение» (эпоха господства тоталитарных идеологий насчитывает уже столетие) требует поклонения некоторым абстракциям, потому что основано на мобилизации окормляемого населения вокруг легко
Однако абстракция может властвовать до тех пор, пока остается абстракцией, конкретизации и анализа на предмет соответствия действительности она не терпит. Не удивительно, что и принятые ныне базовые понятия («демократия», «общечеловеческие ценности», «воля мирового сообщества», «гражданское общество» и т.д.), будучи измышлением чисто человеческим, претендуют на то, чтобы к ним относились как к богоданным (создатели «религии прав человека», отвергая Господа, претендуют, тем не менее, на его прерогативы).
Если же попытаться конкретизировать эти понятия, придется сразу же столкнуться с невозможностью однозначно определить — имеет ли данное явление место в каждом конкретном случае или не имеет. Считается, например, что у нас в стране никогда не было и нет по сию пору «гражданского общества». Но что это, собственно, такое? Предполагается, что — совокупность самодеятельных и независимых от государства объединений граждан. Но достаточно открыть любой дореволюционный губернский адрес-календарь, чтобы обнаружить в каждом уездном городе впечатляющий набор таких объединений — от обществ покровительства животным до товариществ взаимного кредита. У нас их тоже теперь достаточно. Иногда непременным условием считается их оппозиционность государству (под это определение идеально подходит, кстати, преступный мир), но и таких в изобилии (едва ли организаций, непримиримо относящихся к власти, в Европе или США больше), а «общества» нет. Но это, опять же, лишь точка зрения, иные считают, что есть. Но раз так — перед нами понятие, лишенное реального содержания: «король-то — голый».
В иных же случаях мы имеем дело с терминологией заведомо неадекватной. Скажем, называть тот набор ценностей, который считается лежащим в основе современного евро-американского общества (на деле — лишь в основе его идеологии) «общечеловеческим» довольно странно, коль скоро эти ценности на самом деле никогда в истории не практиковались и абсолютным большинством человечества в настоящее время не разделяются. Ни одна религиозная или идеологическая система, в рамках которых остается это большинство, их не признает.
В ряду привычных «базовых» понятий самым загадочным, пожалуй, является «демократия», которая есть неизвестное от неизвестного, ибо означает «власть народа». Но что есть «народ»? Понятие «власть народа» — из того же ряда, что «воля народа» или «интересы народа», каковые предполагают, что народ есть субъект, обладающий единой волей или едиными интересами. Тогда непонятно, зачем ему голосовать и делать какой-то выбор. Очевидно, впрочем, что это не так, и что никаких единых интересов или их понимания у «народа» нет, почему его «воля» и выявляется путем «демократических выборов». То есть в более конкретном виде демократию ее апологетам приходится определять как власть большинства.
Считается, что «демос» осуществляет свою «кратию», приходя на выборы и голосуя за президента или партию. Интересно, много ли найдется людей, полагающих, что, голосуя, они действительно управляют государством? Может быть, среди тех, кому это внушают достаточно давно, чудаки и найдутся — только и они делают это совершенно напрасно. Править в любом случае будет
Безотносительно к тому, насколько практика выборов власти всем населением вообще разумна, заметим, что даже при всеобщем избирательном праве мнения большинства (даже если считать, что именно оно имеет какое-то значение) она обычно не выявляет. Порядка трети населения вообще никогда не голосует, и даже в странах «развитой демократии» в выборах местного уровня (то есть по тем вопросам, которые, по идее, более всего и должны волновать население) участвует как правило менее половины. Если у нас, например, на региональные выборы является 20-25% населения и при десятке претендентов выигрывает кандидат, получивший процентов 7, «демократические стандарты» считаются соблюденными. Хотя волей большинства это назвать трудно. Понятно, что это воля, скажем так, «активного меньшинства». Но активное меньшинство (только не случайные люди, не поленившиеся опустить бюллетень, а действительно наиболее дееспособная часть общества) на деле и так всегда осуществляет власть.
Тем не менее, предполагается, что мнение какого бы то ни было большинства, (хотя бы и большинства от меньшинства) демократ должен уважать. Не похоже, однако, чтобы и авторитеты от демократии его действительно уважали. Когда при отменной явке путем свободного волеизъявления большинство где-нибудь в Турции или Алжире (как не раз бывало) получают исламские партии, такая предельно «недемократическая» сила, как армия, при полном одобрении этих авторитетов результаты выборов отменяет. Если же «отменить» некому (как в Белоруссии), то те же авторитеты эти выборы не признают. Потому что к власти пришли «недемократические силы». Опять же альтернативные выборы и у нас есть, а «настоящей демократии», говорят, нет. Кое-кто, анализируя реальные примеры, приходит даже к неприличному выводу, что таковая означает нахождение у власти таких сил и проведение такой политики, которые отвечают совершенно конкретным интересам совершенно конкретных политических кругов в совершенно конкретных странах.
Но оставим это политике и ограничимся констатацией того очевидного факта, что воля большинства для апологетов демократии — это тоже еще не «демократия». Иногда даже говорят, что главное в ней — не воля большинства, а «уважение мнения меньшинства». Опять же непонятно, в чем оно должно проявляться и зачем тогда голосовать, если будет поставлено не то руководство и приняты не те законы и решения, за которые было большинство, — то есть до каких именно пределов такое «уважение» должно простираться. Во всяком случае, существо демократии остается непроясненным. Возможно, действительно, «подлинная демократия» не в том, чтобы избирали большинством, а в том, чтобы избирали демократов. Но кто это такие? Логично считать — сторонники «демократических ценностей» (в которые уважение мнения большинства не входит) и «демократических» же свобод».
Свободы эти, кстати, в отличие от демократии, вещь достаточно конкретная и совершенно реальная. Только едва ли терминологически оправданно именовать «демократическим» (коль скоро все-таки из «демоса» в настоящее время никакую часть населения исключать не осмеливаются), то, что большинству населения вовсе не нужно. Свобода слова нужна только тем, кому есть, что сказать, свобода печати — тому, кто читает что-нибудь осмысленное, свобода собраний — тем немногим, кто имеет до этого время и охоту. Но это все — очень незначительные группы населения. Скорее уж это свободы «аристократические».