Что для России лучше
Шрифт:
Отношение между КПРФ и властью сильно портило лишь то, что коммунистам свойственны самонадеянность и склонность воспринимать малейшую уступку или успех как преддверие полной победы, отчего они моментально наглели и проявляли в отношениях с властью сверхнормативную агрессивность, отчего власть была вынуждена нехотя им противостоять; так что своей непримиримостью они несколько раз предотвращали полевение самой власти.
Иногда приходится слышать, что власти не хотят обижать КПРФ потому, что «у нас сочувствуют притесняемым». Это совершенно не так. Достаточно вспомнить, что свой наихудший результат (12,4%) КПРФ продемонстрировала в 1993 г. После октябрьских событий, когда было впечатление, что с коммунистами теперь церемонится не будут и КПРФ вот-вот запретят, половина ее голосов досталась Жириновскому. Но как только обнаружилось, что ничего такого не произойдет, а КПРФ остается вполне
Судить о «поправении» или «полевении» настроений электората в зависимости от результатов текущих голосований за «ЕдРо», КПРФ и прочих можно лишь чисто условно, поскольку все предлагаемые варианты достаточно левые. Равно как нет оснований говорить о «поправении» или «полевении» партии власти, комплекс воззрений которой позволяет ей предельно просто делать это в зависимости от обстоятельств.
Сколько-нибудь существенное значение для его реакции (конечно, лишь некоторой его части, но которая и дает изменение результатов на несколько процентов) имеет «державное» начало во внешней политике. Собственно, и ностальгия по СССР есть проявление не столько левизны, сколько «державности». И хотя об этом обычно стесняются (и прежде всего партия власти) говорить вслух, но на деле обращение именно к этой струне народного сознания дает определенных успех той или иной партии. Достаточно вспомнить, что когда в первой половине своего правления Путин шел на постоянные уступки США, это сразу же сказалось на всплеске успеха ЛДПР, получившей в 2003 г. вдвое больше, чем в 1999 г. Точно так же единственный раз, когда СПС получил вдвое больше, чем он получал до и после (8,5% в 1999 вместо 4% в 1995 и 2003) он был обязан этим исключительно тому, что его лидеры открыто поддержали Путина в стремлении покончить с чеченским сепаратизмом.
Этим обстоятельством в конечном счете определяется и принципиальное отсутствие избирательных перспектив «Яблока» и СПС. Партии, которые воспринимаются как агентура иностранной державы, никогда не смогут рассчитывать занять сколько-нибудь серьезное место в политике. Другой вопрос, что за отсутствием у нас независимых предпринимательских слоев и вообще структур, могущих оказывать поддержку СПС внутри страны, им больше неоткуда брать средства, как из-за границы. Но иностранная помощь обусловлена соответствующей позицией по международным вопросам. Выхода из этого круга нет.
Таким образом, результаты голосований определяются сущностью существующей власти и ее отношениями с партиями. Если же говорить о настроениях электората, то они к настоящему времени определяются главным образом сложившейся традицией голосования за те или иные партии и отчасти — реакцией на поведение власти на международной арене.
Как уже говорилось, наши партии — «ненастоящие», и голосование за них происходит не столько по идейно-политическим мотивам или социальным обещаниям, сколько по достаточно абстрактным симпатиям, как на Евровидении — кто больше понравится. Причем огромную роль играет однажды сделанный выбор — во множестве семей существует традиция голосовать за ту или иную известную с начала 90-х партию вне зависимости от того, как себя в дальнейшем ведут или что говорят их лидеры. Именно «традиция» до сих пор держит на плаву некоторые партии, объективно ставшими «лишними», ею в первую очередь объясняется живучесть «Яблока» или ЛДПР.
Все группировки, присутствовавшие на политической сцене последние полтора десятилетия, нетрудно разделить на 4-5 основных групп, голосование за которые отражает, конечно, не политические убеждения (более 90% населения сколько-нибудь определенных политических взглядов просто не имеет), а самые общие настроения. Выделяются, таким образом, 1) «партии власти» (большие и не очень партии, которые воспринимаются как адекватные существующему режиму и его поддерживающие) — в разное время к таковым относились «Демвыбор», ПРЕС, НДР, ЕР, ОВР, не считая более мелких; 2) «левая оппозиция» (КПРФ, АПР, прочие коммунисты); 3) «демократы» («Яблоко», СПС и проч.), 4) «патриоты» (КРО, «Родина», мелкие «русские» партии); 5) ЛДПР (играющая очень специфическую роль).
Нетрудно заметить, что голосование за «партии власти» тесно связано с личностью первого лица, хотя ни Ельцин, ни Путин себя с ними подчеркнуто не отождествляли. Но не менее 10%, а часто и более склонны вообще всегда голосовать за любую власть. В 1993 г. партии, отождествлявшиеся с властью, получили около 32%, в 1995 — 12, в 1999 — 38 и в 2003 — 42%. Т.е. только на пике непопулярности Ельцина их результат был минимален, в остальное же время не опускался ниже трети. Теперь же,
Партии, воспринимаемые как «левая оппозиция» традиционно могли расчитывать примерно на четверть или треть голосов, но никогда больше. Если не считать самых первых выборов 1993 г., когда избиратель этого толка был отчасти напуган, а отчасти принципиально не стал участвовать в «играх антинародного режима», и результат был необычно низким (20% вместо нормальных для тогдашних настроений 32-33%), в дальнейшем их результаты неизменно снижались (главным образом за счет вымирания лиц чисто советского поколения): 31% в 1995 г., 27% в 1999 г., 16% в 2003 г. В последнем они должны были, впрочем, получить примерно 25%, если бы не «Родина», заявившая себя скорее как партия «патриотической» группы, но голоса свои взявшая в основном у коммунистов. В настоящее время в условиях разгрома «Родины», доля голосов за партии «левой оппозиции» должна бы возрасти, и они могли бы рассчитывать на свои «естественные» (с учетом дальнейшего вымирания «совкового» поколения) 20-22%. Но, возможно, некоторая часть перебежавших в свое время в «Родину» уже не вернется, а либо не пойдет голосовать, либо проголосует за то, что от нее осталось, и они не выйдут из 20%.
«Демократы», не ассоциирующиеся напрямую с властью, традиционно могли рассчитывать не более чем на 10 с небольшим процентов. Их положение в системе достаточно нелепо — «абстрактные демократы», в общем-то, никому не нужны. Слои, связывающие свои интересы с развитием свободного предпринимательства, гораздо больше могут получить от власти в обмен на лояльность, чем ввязываясь в противостояние ей, тем более, что эти слои, как уже говорилось, в значительной мере «ненастоящие». Демопартии могут рассчитывать только на эмоции некоторой части интеллигентного электората, озабоченного излишней советизацией в путинское время.
Но последнее касается только СПС, в идеологии которой по крайней мере некоторое место занимает «правизна» в смысле экономического либерализма. В идеологии «Яблока» «правого» нет вовсе ничего, она откровенно левая, но людям соответствующих настроений есть за кого голосовать — от КПРФ до СР, и такая партия никому не нужна; социальных слоев, чьи интересы отвечали бы ее идеологии, просто не существует. Эта партия давно уже лишняя и живет лишь традицией голосования за когда-то нравившегося Явлинского. Все 15 лет она неуклонно деградировала, теряя по проценту на каждых новых выборах (7,9 — 6,9 — 5,9 — 4,3). Было бы совершенно логичным ожидать, что на сей раз она получит свои 3 с чем-нибудь процента. Если СПС был способен в свое время менять и отношение к власти, и демонстрировать свою нечуждость «державности», то «яблочная» идеология не допускает каких-то неожиданных вывертов, способных что-то изменить в ее судьбе. У СПС некоторые шансы остаться на плаву имеются, и связаны с тем, что он остается все-таки единственной партией, ассоциирующейся с либеральной моделью, а такой избиратель в стране имеется и на фоне наметившегося при Путине «советского ренессанса» может даже проявить обеспокоенность и пойти на выборы, а голосовать ему больше не за кого. Но, хотя от наиболее одиозных шутов СПС избавился, его позиция по внешнеполитическим вопросам (хотя бы украинскому) остается такой, что едва ли способна привлечь новых сторонников.
«Патриотические» группировки никогда не имели устойчивого электората, и сами они не были представлены сколько-нибудь устойчивыми партиями, поэтому их результаты были чисто случайными. Кроме того, следует иметь в виду, что по своей сути это различные эманации советского, то есть левого типа, поэтому их избиратель легко отходит хоть к КПРФ, хоть к партии власти (если усматривает в ее деятельности «державные» мотивы). В 1993 г. все «патриотические» голоса достались ЛДПР, в 1995 г. «патриоты» (тогда это были КРО, блоки Руцкого и Говорухина) собрали около 8%, в 1999 г. — чуть более 1%, в 2003-г. — 10% (из коих 9 «Родина»). В последнее время, с одной стороны, национал-патриотические настроения, получают все большее распространение, но, с другой, представляя (в т.ч. и по этой причине) главную опасность для власти, будут лишены возможности организационно оформится, да и сами они никогда способностью к этому не отличались. Поэтому, будучи способны собрать при нормальных условиях до 15% голосов, они едва ли получат и 5-7% (если вообще «патриотическая» партия будет допущена к выборам).