Что немцу хорошо, то русскому смерть
Шрифт:
Это Илья Черненко. Мы в нашей детской, а потом подростковой компании звали его Черный — в том числе и из-за брюнетистой шевелюры. «Прицесска», которая увела его у меня, называла Черного «Илью-ю-юшенька». На этом самом «ю-ю-ю» губки у нее выпячивались вперед так, словно она тянулась поцеловать его, и я в этот момент ненавидела ее отчаянно.
Забавно. Он меня, похоже, не узнал. А ведь когда-то я с ним даже переспала, решив, что он ко мне вернулся, бросив свою «принцесску», и все теперь у нас будет отлично…
Илья
Наши взгляды встречаются…
— Ань?.. — столько недоверия в голосе, что даже странно. — Неужели это ты? Ты… как здесь? — и он обводит жестом салон первого класса.
А-а-а… Вот в чем истинная причина неузнавания. Дело не в моей дивно изменившейся при помощи Виктории Прокопьевны внешности. Дело в том, что Илья никак не ожидает увидеть «беднячку» Аньку Унгерн, дочку матери-одиночки, которая тянула семью на учительскую зарплату, сидящей на месте, предназначенном для богатеньких и состоявшихся. Таких, как он.
— Ты здорово выглядишь. Замуж вышла?
По-прежнему не верит, что на первый класс я заработала сама. Типичный пример мужского шовинизма: если женщина на дорогой машине, значит «отсосала» на нее, если в салоне первого класса — муж купил…
— Здравствуй, Илья. Нет, замуж я еще не вышла.
— Слушай… А сколько ж это мы с тобой не виделись?
— Тринадцать лет.
— Обалдеть… Чем занимаешься? — быстро оглядывает меня (сумочка, прическа, одежда, колени, обтянутые тонкой лайкрой). — Работаешь?
Меня забавляет сомнение в его голосе. Киваю, сдерживая смех.
— А ты?
— Ну естественно! Я, знаешь ли, за эти тринадцать лет кое-чего достиг. Теперь вот возглавляю отдел продаж крупной американской компании. Точнее ее филиала в Москве. В Германию на конференцию летал. Сейчас…
Отстегивается и идет по проходу куда-то. Вскоре понимаю, что к шкафу, в котором на плечиках висит его пиджак.
Возвращается с визиткой в руках и дает ее мне. Читаю его имя, написанное золотом, должность. Название компании и правда известное. Киваю, выражая лицом свое почтение. Он усмехается снисходительно.
— Надо расти. Вот подумываю кандидатскую диссертацию защитить. Это вам, хорошеньким женщинам, об этом заботиться не надо.
Хвастается так нахально, что не могу удержаться и не щелкнуть его по носу. Благо, сам подставился, и тем более, что по правилам бизнес-этикета ответить я должна именно
Лезу в сумочку и вынимаю свою визитку. Шеф отпечатал мне их за счет института после того, как я стала регулярно давать консультации и интервью. Золотом она не блещет — черное на белом. Но и там все солидно — и название института и то, что значится ниже фамилии.
— Доктор наук и профессор?
Глаза у него так и лезут на лоб. Испытываю ни с чем не сравнимое чувство удовлетворения. Только ради одного этого мгновения стоило столько лет корпеть сначала в институте, затем в аспирантуре, а потом за рабочим столом. Но удовлетворение мое быстро гаснет после того, как вижу — а парень-то скис! Даже на коленки не смотрит. Какие там могут быть коленки у профессоров?
— А что в Берлине делала? Какой-нибудь научный слет?
— Да нет. У меня тут квартира…
— Да ты что? Не знал, что научные работники у нас столько зарабатывают…
— Зарабатывают они по-прежнему мало, но на некоторых из них, случается, сваливается такая штука как наследство.
— А-а-а… Понятно. А то я подумал…
Что уж он там подумал, я не знаю, но вижу, что мое сообщение о полученном наследстве тут же возвращает ему прекрасное настроение, а мне — его повышенное мужское внимание. Как же Виктория Прокопьевна хорошо знает людей…
Болтаем всю дорогу. Вспоминаем общих друзей, которые остались там, в нашем детстве. Он много рассказывает о себе. Был женат. Есть дочь. «Но что-то не срослось». Теперь вот снова в поиске своей «счастливой половины».
— Но вокруг вьется так много меркантильных баб, а хочется чего-то настоящего, подлинного…
Как я его хорошо понимаю!
Когда прощаемся в аэропорту, он просит дать ему номер моего мобильного телефона, но я лишь улыбаюсь в ответ. Получает он отказ и на свое предложение подвезти меня до дома. Илья расстроен, угрожает, что все равно отыщет меня — «мамин-то домашний телефон, небось, не изменился», и, наконец, скрывается в толпе. А что если он и правда позвонит? Наверно… Наверно это будет мне приятно, даже несмотря на то, что он неправильно среагировал по всем пунктам — сделался грустен, услышав о моей ученой степени, и заметно повеселел, когда узнал о том, что я богатая наследница.
И потом мне совершенно необязательно влюбляться в него вновь! Я вполне могла бы использовать его просто… для секса. В тот первый раз, когда я торжественно преподнесла ему свою девственность, ничего путного у нас в постели не вышло. Мне было больно, он то ли был недостаточно умел, чтобы как-то сгладить этот момент, то ли просто не очень старался. Но ведь с тех пор мы оба изменились…
Нет. Не выйдет, наверно. Жаль, что я не умею «просто для секса»… Мне, видишь ли, любовь подавай! А иначе — никак. В итоге и получается один сплошной «никак».