Что сказал Бенедикто. Часть 2
Шрифт:
Глава 33. Спор Абеля и Аланда
За её телефонным звонком Аланд, наконец, увидел её, увидел её лицо, её улыбку, затаённую в нарочито сердитом выражении её лица. Она говорила, что он на три недели бросил её умирать: велел никуда не выходить, а сам не удосужился заехать и узнать, не умерла ли она от голода.
Улыбка в глазах, она не знает, как он три недели жил, но понимает, что «не вспомнил» – громко сказано. Он ни о чём больше не думал и дышал только ею, умирал, цепляясь за рвущуюся нить, что держала его в этой жизни, за свою любовь к ней. С голодом – блеф, отговорка, но голод – так голод, с его голодом, каким он изголодался по ней, ничто не сравнится.
Аланд слушал, даже мысленно ничего не вставляя в их разговор, держался за трубку и смотрел на Агнес, видел её открытую шею, её аккуратно, чуть вольно прибранные волосы, ощущал слабый аромат её духов, видел свет камня в перстне на её безымянном пальце и идеальные формы её ногтей, изгиб кисти, наклон головы – тонкий и требовательный.
Он разбудил цветочника, но её любимую орхидею привез.
«Голод – так голод». Набрал для неё всё, что она любит, может захотеть, и подъехал к дому. Он сидел в машине, зная, что она стоит у окна. Орхидею убрал под полу шинели, выйти из машины он должен уже «её генералом», а не мальчишкой, сбитым с толку предположением о внезапной измене любимой женщины.
Смех, который он так любил, сейчас мог убить его, было за что. Одна его осатанелая пальба в висок чего стоила. Сейчас спросит, отчего его волосы пахнут порохом, хотя они давно ничем не пахнут, но это – если она коснётся губами его волос. И будет ли этот упрёк его наградой – ещё неизвестно, Аланд взглянул на неё – стоит у окна.
Понёс пакеты с продуктами, дверь открыта, Агнес в дверях, на пакеты смотрит с ужасом.
– Ты собираешься ещё на год оставить меня взаперти?!
В общем-то, он ни слова не говорил
Агнес отступила вглубь коридора, изображая ужас перед внезапно открывшейся ей участью нового, продолжительного затвора. Аланд смотрел на неё, потому что всё равно не знал, что сказать.
– Вы даже не снимете шинель и ваши уличные ботинки, мой генерал? А я поставила у дверей ваши любимые домашние туфли и приготовила ужин.
Она близко-близко, так, что между ними могла поместиться только орхидея, он сдвинулся с места, как скала, не чувствуя гибкости своего тела. Агнес взяла стебель вместе с рукой Аланда, успела отложить в сторону неминуемо бы погибший цветок. Аланд обнял её осторожно, боковым зрением успел заметить любовно накрытый роскошный ужин в этом царстве трёхнедельного голода. До ужина (или что уж там получится) они доберутся нескоро. Время остановлено.
Под утро, когда орхидея королевой стола расположилась в узкой прямой вазе в столовой, он смог заговорить.
– Что вы мне устроили, Агнес? Что за ад вы мне устроили?! –повторял он.
– То-то от тебя еще пахнет серой, Аландо…
Он смотрел на нее, смотрел бесконечно.
– Ничем от меня уже не пахнет, прости меня, Агнес. Ты не мужчина, слава Богу, тебе никогда не почувствовать этот кошмар, я ничего не соображал, Агнес!
Он расхаживал по кухне, он не понимает, что было, а что только рисовали кошмары его воображения. Как сравнить то, что бушевало в нём, и то, что было осторожным порывом нежности Абеля?
Он сел к ее ногам, долго обнимал их, потом его затылок метался у неё на коленях, он дёргал ворот расстёгнутой донизу рубахи, словно несуществующий на шее воротник мог задушить его. Агнес положила ему руки на грудь, он притих, она чувствовала, что он хочет именно этого прикосновения, ужас его исчезновения все еще жил в ней пугающей пустотой.
Конец ознакомительного фрагмента.