Что сказал Бенедикто. Часть 2
Шрифт:
Вебер косился на Абеля, подбирая подушку, на случай, если Абель даст ему затрещину.
– Помните, у Фердинанда была одна старая ассистентка, когда он меня возил с собой на операции, она всегда ему помогала, такая в очках, букли, как у старого пуделя, короче, вот эта самая – по-моему, фрау Агнес? Да, Фердинанд?
Абель застонал.
– Да, фенрих, её так зовут, – подтвердил Аланд.
– Так вот, она входит в подвал, помнишь, Фердинандик, когда нас выкрали семь лет назад, нас в нём закрыли? Я, значит, как полагается, лежу на столе, всё болит, а Абель ей и говорит: угощайтесь, фрау
Аланд рассмеялся, Абель бледнее смерти шумно дышал рядом, Вебер натянул на голову подушку.
– Ну, это же сон, Фердинандик! Я же не виноват, что такое приснилось… Самое главное забыл сказать!
– Фенрих, я тебя задушу, – пообещал Абель вполне серьёзно.
– Да ничего такого, Фердинанд! Главное, что он с неё эти букли, очки снял, говорит, мне твоя морда, то есть лицо, конечно, так куда больше нравится. Ты, говорит, перед другими такая ходи, а я тебя настоящей, знаю, можешь не прятаться. А она такая красавица! Он всё лицо ей зацеловал, я чуть от зависти не умер. А она его так – бряк! Оттолкнула и говорит, что вы себе позволяете, доктор Абель! Но, господин генерал! Обалдеть, какая красавица!
Аланд смахивал слёзы от смеха. Вебер почувствовал, что подушка вжала его голову в матрас.
– Абель, у ребёнка пора эротических снов, ты его alter ego, кто ему ещё мог присниться? Не я же!
– Сволочь ты, фенрих! Пусть тебя хоть танком переедет, я тебя больше склеивать не буду, так и знай!
– Фердинандик, ну это же сон! Что ты сердишься?
– Ладно, кури, Вебер, одну заработал, – сказал Аланд, успокаиваясь, дал Веберу сигарету и отправил остальные в мусорное ведро. – Не вздумай достать, руки отобью.
– Понял, господин генерал, так мне можно встать?
– Пусть он уберётся отсюда, господин генерал! – сказал Абель.
– Да, пусть уберётся. Сходи в зал, Фердинанд, побоксируй, аккуратно. А я его выпровожу, пока он ещё чего-нибудь не вспомнил.
– Правда, больше ничего, ну, Фердинанд, не злись. Я хотел, чтоб ты тоже улыбнулся, я не могу, когда ты такой мрачный.
– Застрелиться что ли? – пробормотал Абель.
– Не пытайся, Абель, я у тебя все патроны из пистолета вытащил, можешь проверить.
Абель достал пистолет, вынул обойму и оглянулся на генерала.
– Вот так, Абель. Всё, сны забыли, давай лучше делом займёмся. Фенрих, ложись-ка мордой, то есть лицом, конечно, вниз. Смотри, Абель, – Аланд поставил руку над спиной Вебера, и Вебер почувствовал мягкое тепло, идущее от его руки.
Вебер поднялся, как заново рождённый, тело гудело от прилива сил, он первый раз после странного «наезда» странной машины вышел во двор. Лежал снег, совсем тонкий и очень белый. Вебер подбирал его с травы и растирал им лицо, с благодарностью посматривал на небо, любовался деревьями, прекрасными даже в их глубочайшем сне.
– Фенрих! – услышал он голос Гейнца.
Гейнц бежал к нему, Вебер улыбался и ждал, когда его сметёт уже раскрытым объятием Гейнца, но Гейнц схватил его очень осторожно, деликатно,
– Рудольф, она приезжала!
– Кто?
– Твоя Анечка, час назад уехала. Спрашивала, что с тобой приключилось, почему ты три недели не звонишь, не приезжаешь. Короче, её Адлер ей тогда сообщил, что ты заболел, она о тебе распереживалась, и они решили, что раз и Карл не едет, то совсем твое дело плохо. Абель меня к ней послал, говорит, иди познакомься!
– Познакомился?
– Да, она пианистка.
– Гейнц, а ты ещё по каким-нибудь признакам людей разделяешь?
– Конечно, фенрих, ещё – на мальчиков и девочек. Вот фрау Анна – определённо девочка, и руки у неё – руки человека, играющего с детства на фортепиано. Она в гости приглашала, меня вместе с тобой, когда ты поправишься. Мне она понравилась.
– Я ужасно рад, Гейнц. Только не знаю, есть ли у меня хоть один шанс, что она на меня посмотрит, если ты будешь рядом.
– Рудольф, ты что обо мне подумал?
– Я ничего не подумал, Гейнц, Аланд не пустит. Он меня тогда так раскатал…
– Одного, может, и не пустит, а со мной можно. И, фенрих, ты уж извини, конечно, но Устав Корпуса никто не отменял, и, если подумать, Аланд прав.
– Я знаю, Гейнц, но что я могу с собой поделать? Я и сейчас бы к ней убежал, и не в гости, а с концами.
– В гости съездим, возьмём Карла, его там тоже ждут. Но ты понимаешь, что если ты будешь за ней волочиться, никакой серьёзной работы не будет?
– Я знаю, Гейнц, потому я с вами не поеду. Николай хотел видеть Карла, она будет рада тебе, а я здесь посижу.
– Не надо с больной головы на здоровую перекладывать, ты не представляешь, как было плохо эти дни, никто ничего делать не мог. Абель всё вокруг тебя носился.
Гейнц отвернулся.
– Ладно, Гейнц, я лучше, чем был, Фердинанд – волшебник. Но он точно устал. Когда я очнулся, самое задушевное, что он мне сказал – «заткнись» и «убью».
– Абель?.. Тебе послышалось.
– И неоднократно, Гейнц. Хочешь, чтоб и тебе послышалось? Сходи сейчас, попроси у него сигаретку, ввек не забудешь. Можешь блокнот достать и записывать всё, что он тебе посоветует. Пойдем, я есть хочу.
Гейнц засмеялся.
– Пойдём, тебя нужно срочно откармливать, а то фрау Анне тебя и обнять будет не за что – костями её проткнёшь.
Гейнц с хохотом увернулся, сгрёб Вебера в охапку и повёл к столовой, усмиряя праведный гнев Вебера, вспыхнувший от первого же намёка.
Весь день Вебер слонялся без дела, заходил то к одному, то к другому из своих друзей. Единственный, кто его сразу прогнал, был Абель, двери Аланда Вебер сам тщательно обходил.
Долго он ни у кого не задерживался, заняться ничем не мог. Он был одновременно и счастлив, и слаб, все силы его испарились через пару часов. Он то и дело заходил к себе, укладывался на постель, смотрел в потолок. Ему казалось, что Абель не хочет пускать его на порог потому, что Вебер что-то натворил, чего он не помнит. Он на шоссе мог не увидеть машину? Может, он напился где-нибудь – и ничего не помнит? И все об этом молчат из деликатности или по приказу Аланда.