Что сказал Бенедикто. Часть 2
Шрифт:
Вебер ложился, отыскивая пригодное положение для сна, но будет ли сон? По телу опять гуляла дрожь, как после удара током, все нервы, кажется, вмиг оказались воспалены, сами став оголенными проводами. Вебера охватила паника, ему хотелось бежать к Аланду, просить защиты и помощи. Он не хотел своевольничать, разве что самую малость, что с его телом? Чем больше он осознавал то, что произошло, тем ужаснее становилось у него на душе, даже Небеса его отринули. Что за день сегодня?
Мозг лихорадочно припоминал всё, что Абель ему говорил, когда они шли от машины, начиная с угрозы так и умереть дураком и заканчивая тем, что надо уходить из Корпуса, да и в зале, то, что Абель подразнил
Готов ли он умереть? Может, это и не страшнее ужаса, в котором он оказался.
Вебер пошел к Аланду, двери распахнуты, в комнате Аланда голоса, обсуждают какие-то рукописи, Аланда не слышно, но он тоже там. Фердинанд – душа компании, Карл говорит совсем не голосом пострадавшего человека. Вебер не может этого понять, и он туда не пойдет. Внутри себя слышал фразу Абеля о великом разносе. «Ничего не бойся». Он сегодня, как футбольный мяч, вылетел за ворота, и никто не торопится его поднять. Смех в комнате Аланда доводил Вебера до бессильной ярости: безмятежный рассказ Абеля, заинтересованные вопросы Гейнца, Клемперера, Кох молчит, но к нему обращались, он там.
– Хорошо, – прошептал Вебер и пошел к гаражу. Прокатится на машине, может, это успокоит. В гараже он увидел на полке кем-то оставленные деньги, судя по сигаретам рядом – Карла. Вебер забрал сигареты, деньги, нашел зажигалку, открыл ворота и выехал. Сейчас всем не до него, догонять не будут, он сам понятия не имеет, что он сейчас сделает. Пусть выгоняют, он тоже человек, и с ним не надо так поступать.
Вебер остановился у какого-то кафе, денег немного, но на бутылку вина и какую-нибудь закуску, наверное, хватит. Заказал портвейн, раскурил сигарету, первую в жизни, покашлял, ничего, терпимо. Официант услужливо наполнил фужер, предложил мясного. Вот от этого увольте. Накуриться, напиться спиртного и можно ехать спать – в медитацию не выбросит, а, следовательно, не вышвырнет и из нее. Что ему скажут утром на построении, которое Аланд по такому случаю, надо думать, организует, не важно, что будет, то и будет, разбор полетов может быть даже приятен, Вебер все им выскажет начистоту.
Вебер докурил, есть совершенно расхотелось, попробовал портвейн – не вино Аланда, дрянь, но ничего, пьют же люди. Им весело, может, и ему станет весело, он хочет, чтобы ему стало весело. Вебер наливал и пил, бутылку он опустошил и понял, что не встанет, попросил воды, голова отяжелела. Он положил ее на руки и заснул, сидя за столом. Весело не стало, стало плохо. Его под руки вывели к машине, помогли свалиться на сидение, кафе закрывали. Надо ехать, чтобы в таком виде предстать перед ними, не зря же он так измучил себя, набивая тело гадостью, приедет как раз к разминке, это хорошо.
Вместо дыхания в Вебере прочно поселилось какое-то напряженное, яростное сопение, дышалось тяжело, приходилось прилагать усилия. Астральным кулаком его садануло куда-то справа под ребра. Канал печени блокирован – вот тебе и приступы беспричинного гнева, так, кажется, когда-то объяснял Абель? Сам не знал, что в нем столько злости. Но почему так трудно дышать?
Лекции почитать сегодня? Обязательно, если слушателей не вынесет вон от его перегара. Устроить мастер-класс по единоборству? Хорошо, хочется просто кого-то бить, молча, без объяснений, или чтобы в лепешку отбили его, это все равно.
Может, последовать примеру Гейнца и взять финальный аккорд где-нибудь в доме терпимости? На пьянство позлятся для порядка, а вот уж это
Сейчас Вебер гнал машину, куда – понятия не имел, час мертвый, все пристроились на покой. Женщин он боится, понятия не имеет даже, как с ними говорить, не то что поцеловать незнакомую женщину, раздеть ее и себя при ней, Вебера уже заливало краской. Гейнц молодец, он и в шестнадцать лет это сумел, чтобы сделать всем и себе назло, с ним на эти темы не поговоришь, он и вспоминать этого не хочет, и Вебер не хочет этого, и так всех позлит, значит, он едет назад. Он решил, что на дороге он легко развернется, завертел руль, машина съехала в кювет и встала почти вертикально носом в грязь.
Апрель, в низине стоит вода. Вебер ткнулся грудиной об руль, дышится плохо, но и так не дышалось, покашлял, удивился, что на губах кровь, выдохнул посильнее, кровь побежала по губам, и он зашелся кашлем. Вебер подергал дверцу – заклинило, потянулся к другой – та по самое стекло в воде, сочит в салон. Открылась, вода полилась ледяная, с зеленой жижей и грязью. Вебер кое-как переполз к открытой двери, вывалился в воду, там по грудь, на что он будет похож, когда вылезет? На кикимору будет похож, болотную, болотнее не бывает. Вопрос, как он вытянет машину? Ее залило водой, совсем просела. Дно вязкое, ноги не вытянуть, он уже без сапог. Вебер замер в воде, понимая, что у него нет сил выбраться отсюда. Он не хочет, чтобы дальше что-то происходило, сам бы со смеху умер, привидься ему такое.
Пистолет намок, не выстрелит, а было бы хорошо. Вебер вытащил его из воды, руки трясутся от холода, если выбраться и убраться в лес, то, может, подсохнет и ничего. Не ожидая выстрела, Вебер нажал на курок и полетел спиной на машину. Выстрел прозвучал, обожгло ребра на левом боку, вода около него быстро замутилась и заалела, надо довести дело до конца, а он от неожиданности выронил пистолет, нырять в эту грязь противно.
Отец мечтал утопить его в навозной жиже, какие-то грехи ему, видно, списались, вместо навозной жижи – болотная, лучше, конечно. Вебер пытался глубже вздохнуть, и его почти вывернуло хлынувшей горлом кровью. Голова закружилась, белая пелена скрыла все. Руки еще цеплялись за распахнутую дверцу машины, он понимал, что падает, и ничто его не спасет, он утонет в этой ледяной мутной луже, отличный финал. Видите, господин генерал, любви к вам мне вполне хватило, до любви к женщине не дошло, вам даже не пришлось привязывать камень.
Вот тебе, Гейнц, и концерты Моцарта, и тебе, Абель, орган у отца Адриана. Вебер чувствовал, что не хочет такого конца, но нужно молчать, смириться, принять все, как есть. Руки сами перехватывали по машине, он выбирался туда, где мельче. Проклятый Абель, лучше бы ты не возвращался! Тогда Вебер тихо сгнил бы от отвращения к себе, теперь он понимает, почему ему было плохо, он чувствовал ложь. Он любил их всем сердцем, а они пригрели убогого, подучили, чтобы мог себя прокормить, и пора уходить. Лучше бы Аланд не снимал его с вил, сейчас бы Вебер семь лет как покоился под спудом родового дерьма, его бы никто не нашел и не увидел. Все повторяется.
Ноги подгибались, Вебер повисал на руках, хватал воздух. Куда он так стремится? Руки сорвались, он повалился в воду и снова на чем-то повис, он не видел, на чем, он ничего больше не видел. Это что-то, что его удержало от падения в воду, волокло его вверх. Наверное, черт наведался по его душу, привет тебе, черт, что осталось, то и забирай.
Вебер открыл глаза, вот это, пожалуй, похуже любого черта, потому что волок его Кох, ему бесполезно говорить, не бросит, вытащил Вебера на шоссе, здесь Абель и Аланд.