Что-то остается
Шрифт:
Возница привязал лошадь к крыльцу, повесил ей на нос торбу с овсом и вслед за нами вошел в дом.
В комнате сразу стало тесно. Некоторое время все суетились, гремели табуретками, рассаживались. Я со своим кульком попыталась улизнуть за печку, чтобы там всласть налюбоваться на гравюры, но меня вернули обратно.
Господин Оденг разложил на столе писчие принадлежности, раскрыл принесенный с собой футляр для бумаг, а из него вынул два одинаковой величины листа.
— Любой важный документ составляется в двух или более экземплярах. В
— Значитца, — Сыч поскреб в шевелюре, — с ентой бумажкой никто у парня деньгу отобрать не смогет?
Господин нотариус улыбнулся.
— Законным образом — нет.
— Ага, — обрадовался Сыч, — вот и ладныть. Пиши, господин хороший. Я, сталбыть, Ирги Иргиаро, по прозвищу Сыч, енто самое, в памяти и в уме… А наследник — вона, брательник мой.
— Что они делают? — шепнул мне на ухо Стуро. Он так и не сел, торчал у меня за спиной, вздыхал и переминался.
— Завещание. Потом объясню.
Сыч посмотрел на наследника и ткнул пальцем в бумагу.
— Того, господин. Это самое. На лиранате парень ни в зуб ногой. Он на найлерте балакает. На старом найлерте, такое дело.
— По желанию клиента документ может быть составлен на двух и более языках. Хотите продублировать текст на найлерте?
Сыч закивал. Перо плясало по бумаге, выделывая красивые загогулины.
— Завещаемое имущество — деньги?
— Да.
— Сумма, пожалуйста.
— Шесть тысяч. «Лодочек» каоренских.
Возница-свидетель присвистнул. Господин нотариус помедлил, прежде чем вписать в документ гигантскую цифру, однако никаких вопросов не задал и глаз не поднял. Скорее всего он был в курсе величины наследства, иначе как бы они с Сычом договорились насчет налогов? Впрочем, я никогда ничего не понимала в денежных делах.
— Имя наследника, пожалуйста.
— Э-э… Да пусть он сам назовется. Барышня, переведи, того, чтоб сказал господину нотариусу, как кличут его.
— Мотылек, скажи господину нотариусу, как тебя зовут. В документе необходимо твое имя.
Стуро заволновался.
— Я… — пробормотал он, — Иргиаро… да.
— Мотылек Иргиаро, — уточнила я.
Нотариус поднял бровь. Стуро засопел сердито.
— Нет. Мотыль. Мотыль Иргиаро.
Сыч ухмыльнулся, кусая кудрявый ус.
— Его зовут Мотылек, — обьяснила я, — он пока не очень хорошо знает лиранат. И еще, будьте добры, отметьте в бумаге, что он является стангревом. На найлерте — аблисом.
— «Наследник — стангрев Мотылек Иргиаро», — Зачитал написанное господин Оденг.
— Мотыль! — упрямился наследник.
Я обернулась, схватила его за длинную
— Не шуми, пожалуйста, — шепотом, — Что ты за имя себе выдумал? Ты знаешь, что такое «мотыль»?
— «Мотылек» — маленький, «мотыль» — большой. Я знаю. «Козявка» — маленькая, «козява» — большая.
Железная логика.
— «Мотыль» — это такой красный червяк, который живет в воде. Личинка комара.
— А «Мотылек» — это маленький красный червяк? — в голосе его зазвучала обида.
— Балда. «Мотылек» — это бабочка. Ночная бабочка. С крыльями.
Нотариус не интересовался насекомыми. Он заполнил второй экземпляр, проставил число и год.
— «Сим удостоверяю, Клайб Оденг, нотариус». Завещатель, подпишитесь. Писать умеете?
— Дак енто… — смутился Сыч, — как нито накорябаю имечко-то свое. Небось не крестик поставлю, о как!
Высунув язык, накорябал. Каллиграфическим почерком. Господин Оденг пошевелил бровями, но ничего не сказал. Профессия не позволяла ему обращать внимание на странности клиентов. Он пододвинул бумаги ко мне.
Потом подписался возница. Он был как раз из тех, кто способен нацарапать буквы своего имени, и потому считал себя полностью грамотным. «Люг Срока» — написал он, потеряв в фамилии одну гласную.
Нотариус накапал сургуча, подвесил печати, вручил документ Сычу, а копию спрятал в футляр.
— И запомните, — сказал он, — второй экземпляр я сдам в Арбенорскую городскую Управу. Если когда-нибудь возникнут вопросы или осложнения, вы знаете, куда обращаться. Советую также, — тут он обернулся ко мне, — растолковать это наследнику. Боюсь, он не совсем понимает смысл наших с вами действий.
Я заверила, что все объясню. Тем временем Сыч Охотник достал откуда-то черезвычайно грязную бутыль с чисто протертым пятнышком, открывающим клеймо Лимрской винодельни. Расставил на столе щербатые кружки.
— Выпьем, господа хорошие. За введение в права, сталбыть.
— Что ж, за наследника, — согласился господин нотариус, задумчиво оглядев Стуро, скромно стоящего в углу.
Вино оказалось орнатом. Настоящим золотым орнатом, чтоб мне гореть! Подобное вино я пила недавно — в королевском дворце. Наследник наш быстро сообразил, в чем дело. Отпив глоток, он потрясенно уставился на бутылку.
— Спасибо, — поблагодарил господин Оденг, отставив кружку, — Поднимайся, Люг. Пора. Надо поторопиться.
Сыч засуетился.
— Надыть до деревни вас проводить, господа хорошие. Все чин чином, устроим вас наилучшим образом. Эрб-то как обрадуется! Столичные гостюшки редкость у нас туточки, уж и редкость!
Господин Оденг застегнул плащ и взял свой футляр.
— Нет, милейший. Не придется мне ночевать в деревне. В среду утром обязан быть в суде всенепременнейше. Рад бы остаться, да сам виноват: мне казалось, Бессмараг гораздо ближе. Лет уж двадцать прошло, как я тут бывал. Память подвела, а дела не ждут. Не провожай нас, милейший, мы быстро поедем.