Что-то остается
Шрифт:
Рен Вояка… Помнится, почти пять лет назад, в июне, по всему Альдамару шепоток стоял. Еще бы — наследница официально отказалась от права на престол, причем мотивировала свой отказ такими словами, какие не в каждом кабаке услышишь… Может, это тоже сыграло свою роль в том, что случилось осенью того же года с другим наследником, введенным в Права?..
Ладно, не отвлекайся. Нашел время. Тебе о раскладе надо думать, а не воспоминания ворошить. Рен Вояка совершенно ни при чем, наследник престола после ее выходки — Илатанар, и посольство из Итарнагона вполне могло припожаловать на праздник…
Хм.
Э! Ну-ка, дружище, а что мы знаем о самом Итарнагоне в интересующем нас плане? Н-ну, во-первых, светская власть бы не прочь с Альдамаром дружиться, торговлишка опять же, да и вояки из Альдамара дешевле берут, чем каоренские… Но вот Первосвященник ихний, отец Фальверен, кажется, из ордена, по-моему, святого Карвелега, против контактов с язычниками. Но он ведь не первой уже свежести, Фальверен этот. Мог и помереть, э? А на место его вполне мог усесться риналет какой-нибудь — они очень и очень терпимы, орден святого Ринала-Пустынника…
И, как следствие — резкое потепление в отношениях между Итарнагоном и соседями.
Годится, Рейгелар?
Альсарена Треверра
Ой, мама, голова-то как болит!
Да, братцы, с «пилюлей любви» еще работать и работать. Результат первого опыта меня не устраивал. В смысле действия препарата, конечно. В остальном результаты самые положительные, м-м-м… что-то я не очень помню… Словно пьяная была. А теперь вот — похмелье.
Похмелье, да. А ты как думала? После приема сильного стимулятора это закономерное явление. Организм выкладывается на пределе всех своих возможностей. Необходимо время, чтобы восстановить силы. К тому же, оказалось, снотворный эффект нейтрализуется не полностью — в основном откладывается. Все не так просто, решительная ты моя. Наскоком эту проблему не осилишь.
Только не надо говорить об этом со Стуро. Надеюсь, он ничего не успел заметить. Хотя, кто знает? Ирги запрятал его куда-то, даже парой слов перемолвиться не позволил.
Имори доставил меня в Бессмараг как раз во время утренней молитвы. Поэтому около двенадцатой четверти я провалялась на койке, прижимая к пылающим вискам мокрое полотенце. Имори отправился караулить девочек у храма, чтобы по выходу отправить их ко мне.
Наконец, они явились. Первым делом отослали Имори в его комнату, высыпаться. Меня же облагодетельствовали, возложив руку на лоб и вытянув понемногу боль, головокружение и вялость, словно длинный моток колючей грубой веревки.
Выслушав мой короткий, но эмоциональный рассказ, девочки переглянулись. Леттиса сказала:
— Тебе не кажется, дорогая, что твои изыскания зашли дальше, чем следовало?
Я обиделась.
— Что я плохого сделала? Не будешь же ты всерьез упрекать меня за измену Норву?
— Не соображает ничего, — всплеснула руками Ильдир, — ну, ничегошеньки…
Летта потрогала себя за подбородок.
— Альса, — сказала она, — Мотылек не альхан. На альхана нам наплевать. Он
Она помолчала, села на постель. Ильдир сопела на заднем плане.
— Что ты собираешься делать дальше?
— Не знаю, Летта. Смотря по обстоятельствам. Вообще-то я думала забрать Ст… Мотылька с собой.
— В Итарнагон?
— Да, а что?
Девочки опять переглянулись.
— Ты серьезно? — спросила Ильдир.
— Почему бы нет?
— Альса, — опять сказала Летта, — он не комнатная собачка, Альса.
— Он человек, — поддержала Иль.
— Нет, — перебила Летта, — к сожалению, нет. Он — стангрев. Вампир.
Я вскочила.
— Что вы на меня давите? Хватит! Я в состоянии отвечать за свои поступки!
— Сядь, — Леттиса поморщилась.
Я села. Пауза. Летта о чем-то напряженно размышляла, сплетая и расплетая пальцы. Ильдир пыталась придать своим голубым глазам свирепое выражение.
— Слушай, — вдруг встрепенулась она, — а как же Сыч? Он вообще-то знает, что у вас…
— Знает. Он, считай, меня благословил. Он поедет с нами.
— Да?
— Да.
— Летта, по моему они обо всем договорились.
Леттиса подняла голову.
— Не знаю, о чем они там договорились. Не думаю, что увозить Мотылька из Кадакара хорошая идея. Альса… — она покусала губу, — Оставайся-ка ты здесь.
— Где?
— В Бессмараге. Еще хотя бы на год.
— Отец не позволит.
— Постарайся уговорить его.
— Это невозможно.
— Прими послушание.
— И всю жизнь проходить в послушницах? Да? Быть как Тита? Как Верба? Ты же знаешь, мне никогда не стать настоящей марантиной!
— Время идет, — она улыбнулась, — люди меняются. Некоторые люди меняются очень сильно. Ты изменилась, Альса. Два года назад в Бессмараг приехала совсем другая девушка. Ей бы, конечно, могло прийти в голову поразвлечься со стангревом, но вот влюбиться в него, знаешь ли…
— О, Господи, при чем тут любовь?!
Летта поднялась.
— А ты подумай. Про любовь и про все остальное. Глядишь, и поймешь что-нибудь. Пойдем, Иль. Близнецы нас заждались.
Они ушли. А я осталась думать. Про любовь и все остальное.
Насчет любви я ничего нового не надумала, а все остальное от моих раздумий еще больше запуталось. Одно было ясно — Имори мне не помощник. Его следует держать в неведении как можно дольше. И лучше всего сделать так, чтобы он прекратил ходить за мной по пятам. С другой стороны — чем ему еще здесь заняться? Он телохранитель, и только. Не будет же он вместе с Нерегом чистить конюшню или вместе с Титой кормить свиней?
Я попыталась представить себе Имори, размахивающего навозными вилами, но вилы в какой-то момент привратились в широкий ингский меч-палаш.
Ага, вот этого в стенах монастыря ему не позволят. Интересно, сколько он сможет вытерпеть без тренировок? День? Два? Надо будет сегодня же забросить удочку.
Я уселась за стол, поближе к окну. Провела пальцем по стопочке пергаментных листов, уже обрезанных и аккуратно сложенных пополам. Для переплетных работ опять придется посылать в Арбенор. Вот и займем этим Имори. Надо еще за готовыми иллюстрациями на днях съездить.