Что за чушь я сейчас прочитал?
Шрифт:
Я объяснил принцип действия скептически оглядевшему наши орудия Теду.
– Поверьте, – попросил я.
– И какой поражающий диапазон?
– У музыки? М-м, наверное, до самого предела слышимости.
– Но это их не убивает? Скорее отпугивающее средство?
– Да, они это всё просто ненавидят.
– На какое время может вывести цель из строя?
– Я не…
– И что насчет креста, им обязательно его видеть или достаточно находиться в радиусе действия?
– М-м, думаю, что второе…
– Хорошо, и о каком радиусе речь?
– Мы сейчас за пределами
Тед не ответил, но его язык тела был предельно ясен. «Придется справляться в одиночку. Снова».
Мы прошлепали по стоячей воде – у меня никогда не было резиновых сапог, я знал, что дождь прекратится в ту же минуту, как я их куплю, – и подошли к главному входу, кирпичной арке, частично заколоченной досками, выглядевшими как те самые, что власти торопливо прибили здесь в шестьдесят первом. У двери нес вахту бетонный снеговик: около шести футов высотой, с полностью засранной голубями верхней половиной и руками из ржавой арматуры. Вместо глаз и рта зияли три пробитые в бетоне дыры, уродливые и размытые, словно фигура вопила от ужаса. Дождевая вода копилась в неровных глазницах и вытекала из них, как дорожки слез. Слова «Мистер Фрости», выведенные у него на груди, смотрелись эпитафией на чересчур оригинальной могильной плите. Талисман старого ледового завода видал и лучшие деньки.
В заколоченном проходе кто-то проделал лаз, достаточно широкий для человека, но выглядел он так, словно появился еще до моего рождения – все еще не было явных следов чьего-либо присутствия. Джон кивнул мне, я включил айпод, и из динамиков заиграла «Живем молитвами» Бон Джови. Тед включил прикрепленный к стволу винтовки фонарь и, направив луч света в лаз, медленно изучил обстановку. Он пробрался внутрь, торопливо повертел головой во все стороны, чтобы проверить, не подстерегает ли кто-нибудь нас за дверью. За ним полез Джон. Я взял на себя роль замыкающего и, пробравшись внутрь, тоже включил фонарь.
Пахло влажной ржавчиной и недавно догоревшими свечами. Над нами нависали словно оставшиеся после сражения роботов обломки, ряды огромных обуглившихся механизмов. Баки, трубы, шестерни и пятнадцатифутовые железяки, похожие на тележные колеса, соединенные с желобами для спуска на землю ледяных блоков в форме гробов. Все было изуродовано и искорежено, куски металла в зависимости от точки плавления погнулись, поплыли или просто сплавились. Я посветил в потолок. Кирпичи действительно потекли, а после этого застыли тысячами тонких шипов, из-за которых огромное пустое пространство выглядело камерой пыток. Я представил, как инквизитор в капюшоне нажимает на выключатель, и изогнутый потолок схлопывается.
Мы уверенно пробирались вперед, музыка в безжизненном здании отдавалась эхом. Слева вспыхнул огонек – Джон поджег сигарету.
– Ну ладно, выпердыш, мы пришли. Что у тебя к нам за дело?
Ответа не последовало – по крайней мере мы не услышали никого, кроме мистера Бон Джови, настаивавшего, чтобы мы «держались за то, что есть, и не важно, получится у нас или нет». Мы шли дальше, Тед вертел винтовкой с фонарем во
– Выйди и встань так, чтоб мы тебя видели, сукин ты сын! – скомандовал Джон. – Мне в восемь нужно быть в суде. Так что тебе лучше поторапливаться, что бы ты там ни придумал.
– Да, – добавил я, – а мне еще Эми после смены забирать, или она поедет домой со своим корешем с работы, а он, кажется, пытается залезть к ней в трусики. Долгая история, но суть в том, что хуи пинать нам некогда.
У Теда зазвонил телефон.
Опа, сработало.
Он жестом велел мне выключить музыку, а потом включил громкую связь.
– Да? – спросили детским голоском.
– Малышка, мы здесь! Ты нас видишь? Я свечу фонарем.
– На Ночном колесе было страшно! Я закричала, когда оно начало крутиться и у всех лица пропали. Мы идем смотреть на летающих коз. Мне разрешили лизнуть счастливую ящерку, а еще мы ели хот-доги, которые ерзают в булочке.
– Мэгги! Послушай меня! Я хочу, чтобы ты закричала. Вопи, что хочешь, кричи очень-очень громко, и я тебя услышу.
Она повесила трубку. Тед выругался, попробовал набрать ее снова, пошли один за другим гудки…
– Ш-ш! – Джон поднял руку.
Мы услышали тихую мелодию, в которой я узнал музыку из недавнего диснеевского фильма. Что-то про принцессу, которая училась быть независимой, или вроде того.
Звук шел прямо у нас из-под ног.
Три фонарных луча дернулись и подсветили пол. В досках настила зияла дыра. Под ними была рыхлая земля, словно в недавно вскопанной неглубокой могиле.
Тед упал на колени. Он копал землю голыми руками, раскидывая ее, словно пес, и выкрикивая имя дочери.
Но как она могла звонить из…
Примерно на футовой глубине Тед обнаружил телефон.
Все еще включенный и покрытый грязью. Тед отбросил его в сторону и продолжил рыть.
Под землей, в темноте, что-то двигалось. Комья грязи подпрыгивали, что-то извивалось вокруг его рук…
А затем растворилось, словно ушло под землю, прячась от света. А может, там ничего и не было.
Тед все рыл, но малышки, ни живой, ни мертвой, в яме не было. Он сел, его грудь ходила от усталости. Он схватил измазанный грязью телефон. Осмотрел его – и наткнулся на экран блокировки.
– Эй! – крикнул он. – Где она? Нимф! Ты здесь, сукин ты сын?
Я покачал головой.
– Ни ее, ни Нимфа здесь нет. Мы попусту тра…
Я обернулся к выходу и тут же врезался в стоявшее у меня за спиной существо. Я заорал и полетел на пол спиной вперед.
Тед прыжком поднялся на ноги, схватил висевший за плечом дробовик и крикнул мне лежать. Он выстрелил, передернул затвор, выстрелил снова. Джон заорал, веля ему прекратить.
– Эй! Эй! Спокойно! Это же просто снеговик.