Что знал Сталин
Шрифт:
После войны Тимошенко и Жуков объяснят, что Сталин «строго предупредил их о необходимости при совершенствовании оборонительных сооружений принимать максимум предосторожностей, чтобы не спровоцировать немцев на вооруженный конфликт» [479] . Они оба понимали опасность, заключенную в противостоянии Сталину. По иронии, 16 июня Сталин подписал Постановление, как Председатель Совнаркома СССР и секретарь ЦК ВКП(б), «Об ускорении приведения в боевую готовность укрепленных районов», в котором выражал недовольство, что «снабжение вооружением строящихся укрепленных районов проходит неудовлетворительно» и приказывал различным военным округам и промышленным предприятиям закончить все в предельный срок, не позднее первого квартала 1942 года [480] .
479
Золотарев и Севостьянов «Великая», 120.
480
Яковлев. «1941 год», кн. 2, 376–377.
Вряд ли можно сомневаться, что Тимошенко и Жуков отдавали себе полный отчет в важности маскировки для защиты самолетов,
481
Там же, 387–388, 392–393.
Кабинеты Оперативного управления Генерального штаба представляли разительный контраст с тихими, солнечными улицами и парками столицы. Телефоны звонили постоянно, так как офицеры штабов военных округов и крупных соединений докладывали из своих передовых частей о немецких войсках, уже сконцентрированных прямо на границе и готовых перейти в наступление. Но в наших фронтовых организациях все еще происходили перестановки, а другие назначения обсуждались. 21 июня готовился черновик Постановления Политбюро о создании Южного фронта «в составе двух армий с местопребыванием Военного совета в Виннице», и с назначением командующим фронтом генерала И.В. Тюленева «с оставлением за ним должности командующего МВО». Членом Военного совета назначался А.И. Запорожец, который до этого был начальником Главного политического управления Красной Армии; где его сменил Лев Мехлис, преданный сталинист, за которым сохранялась также должность наркома госконтроля. Два предпоследних абзаца явно показывали, что война была неизбежна, потому что начальнику Генштаба Жукову вменялось «общее руководство Юго-западным и Южным фронтом, ‹…› а Мерецкову — общее руководство Северным фронтом». Этот черновик, подписанный Маленковым 21 июня, был очень странным в связи с назначением Жукова и Мерецкова. Жуков, оставаясь начальником Генштаба, не был послан в Киев проверять Юго-Западный фронт до второй половины дня 22 июня. И только 26 июня Сталин вернул его в Москву, чтобы послать на Западный фронт ‹не ранее 29 июня — по выписке из журнала записи лиц, принятых Сталиным, где он оставался до 30 июня, опрашивая офицеров фронтового штаба. Как Маленков мог заранее знать, что Жуков будет делать 22 и 26–30 июня? [482]
482
Там же, 413–414. См. также William J. Spahr, Zhukov, 53–54.
Дело с Мерецковым еще более странно: как бывший советский советник в Испании во время гражданской войны, он уже упоминался в продолжающихся допросах ветеранов испанской гражданской войны, арестованных в апреле — июне 1941 года. Было ли это назначение представителем верховного командования на Северный фронт действительным (у него, в конце концов, был большой опыт войны с финнами), или это был трюк, чтобы убрать его из Москвы и арестовать позднее [483] .
21 июня, между 18.00 и 19.00, Сталин, Молотов и другие члены Политбюро собрались на кремлевской квартире Сталина. По воспоминаниям Анастаса Ивановича Микояна, который тоже там присутствовал, «Атмосфера была напряженной. Сталин по-прежнему думал, что Гитлер не начнет войны» [484] . Около 21.00 Жуков, который был в кабинете в Генеральном штабе, получил звонок от начальника штаба Киевского особого военного округа М.А. Пуркаева, который доложил, что только что на нашу сторону перешел немецкий дезертир с тревожным сообщением. Дезертир, некий Альфред Писков из 22-го инженерного полка, заявил, что 21 июня командир взвода лейтенант Шульц объявил солдатам, что этой ночью после артиллерийской подготовки река Буг будет пересечена на плотах, лодках и понтонах. Писков, который якобы считает себя коммунистом и сторонником Советского Союза, решил бежать и сообщить об этом.
483
Яковлев. «1941 год», кн. 2, 422.
484
Там же, 495–496. Отчет Микояна предлагает вниманию еще один пример проблемы со списком кремлевских посетителей, как не совсем достоверного. В журнале за 21 июня фамилия Микояна отсутствует, но вполне ясно, что он в тот вечер присутствовал там вместе с остальными членами Политбюро.
Получив эти данные, Сталин приказал Тимошенко и Жукову прибыть в Кремль. Однако он был подозрительным, спрашивал, «а не перебросили перебежчика специально, чтобы спровоцировать нас?» Остальные поверили сообщению и требовали принять неотложные меры. Вот о чем, в конце концов, договорились собравшиеся в Кремле:
«Передаю приказ Наркомата обороны для немедленного исполнения:
1. В течение 22–23 июня 1941 года возможно внезапное нападение немцев на фронтах ПВО, ПрибВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО. Нападение может начаться с провокационных действий.
2. Задача наших войск — не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения.
Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности, встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников.
ПРИКАЗЫВАЮ:
а) в течение ночи на 22 июня 1941 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе;
б) перед рассветом 22 июня 1941 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в
в) все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточено и замаскировано;
г) противовоздушную оборону привести в боевую готовность бездополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов;
д) никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить».
Хотя этот документ был подписан Жуковым 21 июня, он не был получен в Центре связи до 1.45 22 июня и не разослан по войскам до 2.25-2.35. Он остается одним из самых удивительных военных приказов в истории. Вместо того чтобы направить самое простое предупреждение и приказ из одного кодового слова выполнить оборонительные планы, он уклоняется от сути, говоря о «провокационных действиях». В результате многие подразделения совсем не получили этого приказа, и были захвачены врасплох [485] . Сталин и его собеседники продолжали обсуждать ситуацию, но большинство из них ушли к 22.20. Последним ушел Берия в 23.00. Сталин уехал позднее, вернулся на дачу в Кунцево около 1.00. Он сразу же лег спать, но был разбужен через несколько часов Жуковым, который сказал ему, что началась война [486] .
485
Яковлев. «1941 год», кн. 2, 423.
486
Там же, 300.
Глава 21. Жестокое лето
В воскресенье 22 июня 1941 года на рассвете Германия вторглась на территорию СССР. Сталину, который отвергал как дезинформацию десятки сообщений разведки, предупреждающих о нападении, понадобилось несколько часов, даже дней, чтобы прийти к осознанию, что война стала явью. Он никогда не признался, что Гитлеру удалось так успешно обвести его вокруг пальца. Самой большой его заботой в то время, когда Красная Армия несла огромные потери на полях битвы, было обеспечить, чтобы те, находившиеся в тюрьмах, которые знали или подозревали правду о его виновности, не остались в живых, чтобы свидетельствовать против него.
Хотя точная дата и даже час германского вторжения неоднократно сообщались советскими разведывательными источниками, только появление немецкого дезертира вечером 21 июня наконец-то предупредило Кремль о действительности нападения Вермахта на рассвете следующего дня. Дезертир был немедленно доставлен в штаб 90-го погранотряда во Владимир-Волынске, на границе с оккупированной немцами Польшей. Еще не кончился допрос, как все услышали грохот артиллерийского огня. Командир попытался связаться с округом, но телефонные провода уже были перерезаны. Это было работой сотен диверсантов, заброшенных Абвером в период подготовки нападения или сброшенных с самолетов этой ночью [487] .
487
«Москве кричали о войне», — «Военно-исторический журнал», июнь 1994, 24.
Артиллерийский огонь, который услышал командир погранотряда, гремел уже по всей западной границе СССР, от Балтийского до Черного моря. Массы немецкой бронетехники и пехоты двигались вглубь Советского Союза, к намеченным целям. В соответствии с оперативными планами, подготовленными на основе аэрофотосъемок, полученных в течение года беспрепятственного фотографирования авиаразведкой, Люфтваффе посылало самолеты на авиабазы Красной Армии, командные пункты, хранилища, скопления войск и другие цели, уничтожая центры воздушного потенциала приграничных военных округов и создавая немцам полное превосходство в воздухе. После этого они могли не только продолжать точные атаки на хорошо определенные стратегические и тактические цели на земле, но также и поддерживать свои наступающие колонны, расстреливая с бреющего полета советские войска, отчаянно пытавшиеся оторваться от противника. Как только известия о германском нападении достигли Генерального штаба, Жуков позвонил Сталину. Когда их, наконец, соединили, была продолжительная пауза, слышалось только тяжелое дыхание на другом конце провода. Наконец, Сталин ответил. Он попросил Жукова сказать его секретарю Александру Поскребышеву собрать Политбюро в Кремле для совещания. В это время Генштаб информировал все военные округа и крупные соединения о том, что произошло. В 5.45 к Сталину присоединились Молотов, Берия, Тимошенко, Мехлис и Жуков. Сталин все еще пытался прийти в себя после отчета Молотова о встрече, которую он только что имел с Шуленбургом. Посол передал Молотову краткую ноту, в которой выражалась жалоба: «Ввиду нетерпимой далее угрозы, создавшейся для германской восточной границы вследствие массированной концентрации и подготовки всех вооруженных сил Красной Армии, Германское правительство считает себя вынужденным немедленно принять военные контрмеры». Хотя это и не было официальным объявлением войны (что не было стилем Гитлера), сама нота и продолжающаяся агрессия делали ясным, даже для Сталина, захваченного врасплох, что война, предсказанная многими источниками, наконец разразилась [488] .
488
Яковлев. «1941 год», кн. 2, 432.
Сталин согласился со своими военными руководителями, что приграничным военным округам должна быть дана новая директива. Она была создана от имени наркома Тимошенко и скреплена подписью Маленкова:
«1. Войскам всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу. При отсутствии специального разрешения наземным войскам не пересекать государственную границу.
2. Разведывательной и боевой авиацией установить места сосредоточения авиации противника и группировку его наземных войск. Мощными ударами бомбардировочной и штурмовой авиации уничтожить авиацию на аэродромах противника и разбомбить группировки его наземных войск. Удары авиацией наносить на глубину германской территории до 100–150 км. Разбомбить Кенигсберг и Мемель. На территорию Финляндии и Румынии до особых указаний налетов не делать [489] .»
489
John Erickson, The Road to Stalingrad, 124. См. также: Яковлев. «1941 год», кн. 2, 431; по неизвестной причине в этой версии Директивы № 2 отсутствует предложение в первом абзаце, приказывающее войскам не пересекать границы без особого разрешения.