Чудеса в решете
Шрифт:
А въ новомъ положеніи съ титуломъ — "извѣстный" попробуй-ка!
Когда ѣшь — всѣ смотрятъ тебѣ въ ротъ. Вмѣсто большого куска откусываешь маленькій кусочекъ, мизинецъ отставляешь, стараясь держать руку изящнѣе, и косточки отъ цыпленка уже не выплевываешь беззаботно на край тарелки (скажутъ — некрасиво), а, давясь, жуешь и проглатываешь, какъ какой-нибудь оголодавшій сеттеръ.
Съѣшь лишній кусокъ — всѣ глазѣющіе скажутъ — обжора.
Покажешься подъ руку со знакомой барышней —
Заступишься въ уличной дракѣ за угнетеннаго — всѣ закричатъ: буянъ, драчунъ! ("Навѣрное, пьянъ былъ!.. Вотъ они, культурные писатели… А еще извѣстный! Нѣтъ, Добролюбовъ, Бѣлинскій и Писаревъ въ драку бы не полѣзли").
И, благодаря этому, столько народа, заслуживающаго быть битымъ, остается не битымъ, что нравы грубѣютъ, и жизнь дѣлается еще тяжелѣе.
Наибольшая же трагедія — это тѣ анекдоты о моемъ умѣ, находчивости и сообразительности, которые будутъ разсказываться и приводиться въ газетахъ (отдѣлѣ "смѣсь") послѣ моей смерти…
Воображаю:
"Извѣстный (разъ другіе писали, могу же и я написать?) писатель Аркадій Аверченко отличался дьявольской сообразительностью и находчивостью.
Одинъ знакомый спросилъ его:
— Кто, по-вашему, выше — Шекспиръ или Гѣте?
— Мой портной Кубакинъ, — отвѣчалъ остроумный писатель.
— Почему? — изумился ничего не подозрѣвавшій знакомый.
— Потому, — улыбнулся покойникъ, — что онъ чуть не трехъ аршинъ росту.
Такими язвительными отвѣтами покойный юмористъ нажилъ массу враговъ среди сильныхъ міра сего".
Конечно, никто изъ насъ не застрахованъ отъ такихъ «анекдотовъ», но я сдѣлаю слабую попытку застраховаться отъ нихъ.
Именно я рѣшилъ записывать самъ всѣ тѣ будущіе анекдоты, которые должны печататься послѣ моей смерти.
Для начала позволяю себѣ привести одинъ анекдотъ-фактъ обо мнѣ, имѣвшій мѣсто не болѣе мѣсяца тому назадъ.
Какъ извѣстно, покойный писатель любилъ въ хорошую минуту весело подшутить надъ своимъ ближнимъ, что доставляло ему много враговъ и тайныхъ недоброжелателей.
Приводимъ слѣдующій случай, правдивость котораго могутъ удостовѣрить многіе, пережившіе бѣднаго, безвременно погибшаго писателя…
Однажды, будучи застигнутъ въ пути снѣжными заносами и отсиживаясь на какой-то глухой станціи, покойный писатель горько жаловался сосѣдямъ по вагону на то, что если пройдутъ еще сутки, то всѣмъ придется голодать.
Одинъ актеръ, сидѣвшій около, сталъ подтрунивать надъ Аверченко и, въ концѣ концовъ, заявилъ:
— Вѣдь завтра намъ всѣмъ уже придется бросать жребій — кому изъ насъ быть съѣденнымъ…
— Что я скажу? — отвѣтилъ, улыбаясь, симпатичный покойникъ. — Я скажу, что въ такомъ случаѣ рискую очутиться въ дуракахъ.
Въ тотъ моментъ никто не понялъ этого загадочнаго отвѣта, но въ послѣдніе годы онъ детально разъясненъ комментаторами писателя.
Вотъ, читатели, единственный пока анекдотъ обо мнѣ. Нравится анекдотъ или нѣтъ — это другой вопросъ:
Но что онъ правдивъ — за это ручаюсь. Пріятно быть болѣе предусмотрительнымъ, чѣмъ такіе умные люди, какъ генералъ Драгомировъ и поэтъ Минаевъ.
КАКЪ ЖЕНИЛСЯ ПОНАСЮКЪ
— Будете?
— Гдѣ?
— На вечеринкѣ у Мыльникова.
— Ахъ, да. Я и забылъ, что нынче суббота — день обычной вечеринки у Мыльникова.
— Ошибаетесь. Сегодня вечеринка у Мыльникова именно — не обычная.
— А какая?
— Необычная.
— Что же случится на этой вечеринкѣ?
— Панасюкъ будетъ разсказывать, какъ онъ женился.
— Подумаешь — радость. Кому могутъ быть интересны матримоніальные курбеты Панасюка?..
— Съ луны вы свалились, что ли? Неужели вы ничего не слышали о знаменитой женитьбѣ Панасюка?
— Не слышалъ. А въ чемъ дѣло?
— Я, собственно, и самъ не знаю. Слышалъ только, что исторія потрясающая. Вотъ сегодня и услышимъ,
— Что жъ… Пожалуй, пойду.
— Конечно, приходите. Мыльниковъ говорить, что это нѣчто грандіозное.
Послѣ этого разговора я, все таки, немного сомнѣвался, стоитъ ли идти на разглагольствованія Панасюка.
Но утромъ въ субботу мнѣ встрѣтился Передрягинъ, и между нами произошелъ такой разговоръ:
— Ну, что у васъ новаго? — спросилъ я.
— Да вотъ сегодня бенефисъ жены въ театрѣ. Новая пьеса идетъ.
— Значитъ, вы нынче въ театрѣ?
— Нѣтъ. У меня, видите ли, тесть именинникъ.
— Ага. У тестя, значитъ, будете?
— Нужно было бы, да не могу. Долженъ провожать нынче начальника. Онъ заграницу ѣдетъ.
— Чудакъ вы! Такъ вы бы и сказали просто, что провожаете начальника.
— Я его не провожаю. Я только сказалъ, что надо было бы. А, къ сожалѣнію, не смогу его проводить.
— Что же вы, наконецъ, будете дѣлать?!
— Вотъ тебѣ разъ! Будто вы не знаете!.. Да вѣдь нынче Панасюкъ у Мыльникова будетъ о своей женитьбѣ докладывать.
— Тьфу ты, Господи! Рѣшительно вы съ ума сошли съ этимъ Панасюкомъ. Что особеннаго въ его женитьбѣ?
— Это нѣчто Гомеровское. Нѣчто этакое Шекспировское.
— Что же именно?