Чудесные каникулы
Шрифт:
Но Обезьянка крепко держала находку.
Оба вцепились в кулек. Бумага затрещала. Медвежонок и Обезьянка полетели кубарем вниз, на пол. На них посыпался дождь конфет.
Они тут же набросились на конфеты и принялись их грызть.
Подошла Кукла, посмотрела на них долгим взглядом и принялась бранить сластен.
— Как вам не стыдно? Мы потеряли единственного друга, а вы…
Звонко клаксонируя, к ним подъехал на своем зеленом велосипеде Буратино.
— Вы
— Нет, не нашли. Мы искали ее во всех уголках, но напрасно, — ответил Буратино огорченно.
— Никакая это не игра в «прятки», — добавил Ослик, приближаясь. — Мариша просто-напросто покинула нас!
— Может быть, она где-нибудь на полке? — спросила Кукла в надежде, что еще не все потеряно. — Вы искали?
— Разумеется, искали. Но там ее нет. Там мы нашли вот это… — затараторила Обезьянка. Потом обратилась ко всем:
— Угощайтесь, пожалуйста.
— От огорчения я даже смотреть не могу на конфеты, — сказала Кукла. И заморгала быстро-быстро, чтобы не расплакаться.
— Мне не до конфет, — ответил Буратино, махнув рукой. Он тоже был очень огорчен.
Ослик наклонился, лизнул одну конфету и заметил:
— Хоть она и красивая, но совсем не похожа на «будто сено». — И отошел в сторонку.
— У меня морковка, и с меня хватит, — сказал Зайчик, даже не взглянув на конфеты.
Все замолчали. Они были очень грустные и думали об одном: Мариша их покинула.
— А помните… — начала Кукла мечтательно.
Как не помнить! Каждый день и каждый час своей жизни они помнят с тех пор, как появились на белом свете. А появились они в типографии, каждый на отдельной странице одной книжки. Вон той книжки, что лежит в кресле. Правда, дни, проведенные в типографии, они помнили довольно смутно, как в тумане. А потом некоторое время они жили на полке книжного магазина.
Как-то пришел один человек и попросил эту книжку. Так и сказал: «Эту книжку».
Продавец положил ее на прилавок.
Человек открыл ее, и все — Кукла, Ослик, Обезьянка, Буратино, Зайчик — чуть не ослепли от яркого света. Только Медвежонку все было нипочем, потому что он весь день красовался на обложке со своей красной погремушкой и давно привык к свету — солнечному и электрическому.
Медвежонок часто потом смеялся над ними, вспоминая, как они испугались света, а они завидовала ему немножко — тому, что ему выпало счастье жить на обложке.
Человек разглядел их всех подряд и сказал:
— Как раз для Мариши! — и забрал книжку с собой.
Это был отец девочки.
Дома он подошел к постели и протянул книжку дочке. С той минуты все они подружились с Маришей.
Мариша
— Куда это спрятались мои шалунишки?
И обязательно находила их и радовалась.
Когда Мариша ела, она и их кормила. Но только так, понарошку, потому что не хотела пачкать книжку. Брала кусочек чего-нибудь съестного и каждому давала по-очереди пробовать. Когда «угощала» Куклу или Буратино, приговаривала:
— Ешь, дружок, это «будто сладкий пирог».
Медвежонка уговаривала:
— Ешь, малыш, это «будто мед».
Зайчику:
— Ешь, глазастый, это «будто морковка».
И все ели досыта.
Вечером Мариша никогда не забывала уложить спать своих друзей: аккуратно закрывала книжку и устраивала ее на своем столике у кровати.
Ночью, если Марише было плохо и она не могла уснуть, тогда и ее друзья не спали: вместе с мамой они рассказывали ей разные приключения из их жизни.
Когда Мариша поправилась, мама сказала:
— Не знаю, что больше помогло дочке: лекарства или ее шалунишки. Они очень милы, и девочка их безмерно любит.
Однажды родители сказали Марише, что хотят отвезти ее в деревню.
Вместо всех своих игрушек Мариша взяла с собой книжку и ни за что не соглашалась, чтобы мама спрятала ее в чемодан; уехала, неся ее под мышкой.
В самолете Мариша сидела у окошка и все время показывала своим друзьям села, леса, холмы, реки, города — все, что видела под крылом самолета. Показывала и повторяла:
— А у бабушки еще красивее. У бабушки растет яблоня перед домом, под застрехой ласточки вьют гнезда, а обочины дорожек затканы зеленой травой. Папа сказал.
Теперь, вспомнив эти слова, Ослик глубоко вздохнул…
Неожиданно пришла разлука. Мариша исчезла. Нет Мариши, и все тут. Они одни в темном холодном самолете. Хорошо еще, что сквозь окошки проникает слабый свет фонарей аэродрома.
Кто знает, может быть, Мариша давно улетела на другом самолете к бабушке, к яблоне, к цветам и травам, что растут вдоль тропинки.
Кукла сказала:
— Мариша думает, что если мы нарисованы, то ничего не чувствуем.
Буратино добавил:
— Когда была больна, не разлучалась с нами, «Мои шалунишки!» — передразнил он ее. — А разве мы только шалунишки? У нас душа есть, — заключил Буратино.