Чудище Хоклайнов
Шрифт:
Грир с Камероном тихонько улыбались от силы встречи Волшебного Дитя и Джека Уильямса.
– Здрасьте, – сказал Джек Уильямс, пожимая им руки. – Чего, парни, замышляете?
– Да ладно тебе, – сказала Волшебное Дитя. – Они мои друзья.
– Извините, – хохотнул Джек Уильямс. – Извините, парни. Я тут салун держу. Как выпить захотите, по стаканчику вас там всегда будет ждать, причем за мой счет.
Человек он был справедливый, и народ его за это уважал.
Гриру с Камероном он сразу понравился.
Им вообще нравились люди с сильным характером. А убивать таких, как Джек
– Мне он понравился. – И Камерон обычно отвечал:
– Да-а, хороший мужик был. – И больше они его никак не поминали.
Тут где-то в горах над Билли раздались выстрелы. Джек Уильямс не обратил на них внимания.
– Пять, шесть, – сказал Камерон.
– Что это? – спросил Джек Уильямс.
– Он считал выстрелы, – ответил Грир.
– А, эти. Ну да, – сказал Джек Уильямс – Они там, наверно, друг дружку стреляют или своих зверюг. Если честно, мне поебать. Извини, Волшебное Дитя, мне очень жаль. Мне язык правили на сиденье в сортире. Я это себе на старость оставляю. Не палочки строгать буду, а материться брошу.
– А чего палят-то? – спросил Грир, кивая на сумеречные горы, что высились над Билли.
– Ой, да ладно вам, – ответил Джек Уильямс. – Вы же, парни, вроде умные.
Грир с Камероном опять тихонько улыбнулись.
– Мне все равно, что эти скотоводы с овцеводами там делают. Могут хоть всех поубивать и самих себя в придачу, раз такие придурки, только чтоб на улицах Билли мне тихо было… В Бруксе есть шериф округа. Там его трудности. Не думаю, что он жопу от стула вообще отрывает, если только ему самому чьей-нибудь жопки не хочется. Ох господи, я опять за свое. Волшебное Дитя, и когда только мой язык чему-нибудь научится?
Волшебное Дитя улыбнулась Джеку Уильямсу снизу вверх:
– Я рада, что вернулась. – И она нежно коснулась его руки.
Это пришлось по душе городскому приставу, имя которому было Джек Уильямс и которого знали повсюду как человека крутого, но справедливого.
– Ну, я, наверное, пойду, – сказал он. – Хорошо, что ты вернулась, Волшебное Дитя. – После чего оборотился к Гриру с Камероном и сказал: – Надеюсь, портлендские парни, вы хорошо проведете здесь время, только запомните… – Он показал на горы. – Там, а не тут.
Кафе мамаши Смит
На ужин в кафе Мамаши Смит они поели жареной картошки с бифштексами и галет, вымоченных в подливке, а остальные едоки никак не могли взять в толк, зачем они в городке, и на десерт съели по куску пирога с черникой, а едоки, по большинству – ковбои, никак не могли взять в толк, что они держат в длинном кофре у стола, и Волшебное Дитя пирог запила стаканом молока, а ковбои от Грира с Камероном немного занервничали, хоть и не могли взять в толк, с чего именно, но все как один подумали про Волшебное Дитя: до чего хорошенькая и вот бы с нею поебаться, – да в толк никак не могли взять, где она пропадала последние месяцы. В городе ее не видали. Должно быть, ездила куда-то еще, только они не знали куда. От Грира с Камероном им было по-прежнему нервно, но в толк никак не могли они взять, с чего именно. Хотя
Грир подумал было взять себе еще кусок пирога, но не стал. Приятная была мысль. Пирог ему очень понравился, а мысль была так же хороша, как еще один кусок пирога. Такой вкусный был пирог.
Когда они допивали кофе, в горах отозвалось еще с полдюжины выстрелов. Все – методичные, прицельные и уместные. Стреляло одно и то же ружье, и по звуку – вроде 30:30. Кто бы ни стрелял из этого ружья, он хорошенько задумывался каждый раз, нажимая курок.
И мамаша Смит лично
Мамаша Смит, сварливая старуха, оторвалась от бифштекса, который жарила для одного ковбоя. Женщина она была большая, с очень красным лицом, и башмаки ей были чересчур малы. Большой она себя считала во всех остальных местах, только ног ей еще не хватало, вот она и совала их в чересчур маленькие башмаки. Отчего она почти все время, что проводила на ногах, серьезно мучилась, а от этого крайне портится характер.
Одежда у нее вся пропотела насквозь и липла к телу, когда она двигалась вокруг большой дровяной печи, на которой готовила в тот и без того жаркий вечер.
Камерон считал в уме выстрелы.
1…
2…
3…
4…
5…
6…
Камерон хотел сосчитать и седьмой, но потом была только тишина. Стрельба прекратилась.
Мамаша Смит сердито возилась со стейком на печке. Судя по виду – последним, который ей в тот вечер предстояло готовить, и она была очень этому рада. На сегодня и без того хватило.
– Спорить готов, они там кого-то убивают, – сказал ковбой, которому готовили стейк – Я все жду, когда убийства досюда докатятся. Дело времени. Вот и все. Мне-то все равно, кто кого убивает, если только убивают не меня.
– Ты тут не убьешься, – сказал старый горняк. – Об этом Джек Уильямс позаботится.
Мамаша Смит сняла бифштекс, положила его на большую белую тарелку и принесла ковбою, которому не хотелось убиваться.
– Каково? – спросила она.
– Огоньку под него пожалела, – ответил ковбой.
– В следующий раз, как приедешь, я тебе сделаю большую тарелку пепла, – сказала она. – И сверху посыплю коровьей щетиной, черт бы тебя драл.
Последняя любовь Пиллза
Ночевали они в амбаре у Пиллза. Пиллз принес им целую охапку одеял.
– Я вас, наверное, завтра с утреца и не увижу, – сказал он. – Вы же пораньше отправитесь, да?
– Да, – ответила Волшебное Дитя.
– Если передумаете, или позавтракать захотите, или кофе, или еще чего-нибудь, просто растолкайте меня или заходите прямо в дом и сами себе варганьте. Все в буфете, – сказал Пиллз.
Ему нравилась Волшебное Дитя.
– Спасибо, Пиллз. Ты добрый человек. Если передумаем, придем и ограбим твой буфет, – сказала она.