Чудище Хоклайнов
Шрифт:
Наконец они наткнулись на что-то человеческое. Это была могила. Могила прямо у дороги. Просто груда тусклых камней, обляпанная говном стервятников. В одном конце груды торчал деревянный крест. Могила лежала так близко к дороге, что ехать пришлось чуть ли не по ней.
– Что ж, наконец-то мы не одни, – сказал Грир.
В кресте дырявилась кучка пулевых отверстий. Могила была кому-то мишенью.
– Девять, – сказал Камерон.
– Что это было? – спросила Волшебное Дитя.
– Он сказал, что в кресте девять пулевых дырок, – пояснил Грир.
Волшебное Дитя посмотрела на Камерона. И смотрела на него секунд на десять
– Не бери в голову Камерона, – сказал Грир. – Ему просто нравится все считать. Привыкнешь.
Шуба
Они въезжали все глубже и глубже в Мертвые Холмы, которые сразу же исчезали за ними и вновь как нарочно возникали впереди, и все оставалось ровно тем же, и все оставалось ровно тихим.
Однажды Грир подумал, что увидел нечто иное, – но он ошибся. Потому что увидел ровно то же самое, что видел и раньше. Подумал было, что оно меньше, но затем понял, что оно ровно того же размера, что и все остальное.
Грир медленно покачал головой.
– Где Пиллз берет этих лошадей? – спросил Камерон у Волшебного Дитя.
– Это всем хочется знать, – ответила та.
Через некоторое время Камерону захотелось снова посчитать, но поскольку все оставалось ровно тем же, трудно было отыскать, что можно посчитать, поэтому Камерон стал считать шаги своей лошади, что несла его все глубже и глубже в Мертвые Холмы, а мисс Хоклайн стояла на парадном крыльце гигантского желтого дома, рукой прикрывая глаза от солнца и не сводя их с Мертвых Холмов. На ней была тяжелая зимняя шуба.
Врач
Волшебное Дитя очень радовалась, что вернулась домой, ведь она считала эти холмы своим домом. Хотя толком и не поймешь, была ли она счастлива, потому что на лице у нее постоянно сидело выражение, не имевшее ничего общего со счастьем. Такое тревожное, слегка отвлеченное. Оно оставалось у нее на лице с тех пор, как они все проснулись в амбаре.
Гриру с Камероном хотелось сделать на нее еще один заход, но ей уже было неинтересно. Она сказала, что очень важно добраться до дома мисс Хоклайн.
– Девятьсот одиннадцать, – сказал Камерон.
– А теперь ты что считаешь? – спросила Волшебное Дитя; прозвучало очень рассудительно. Не дурочка, это уж точно. Рэдклифф [2] закончила в голове класса, ходила в Сорбонну. А потом училась на врача в «Джонсе Хопкинсе». [3]
Она происходила из видного новоанглийского семейства, корни которого уходили аж к «Майскому цветку». [4] Ее семья была одним из светочей, что привел к расцвету новоанглийского общества и культуры.
2
Женский колледж в структуре Гарвардского университета, основан в 1871 г.
3
Больница и медицинская школа Джонса Хопкинса – частная клиника и медицинский факультет одноименного университета в г. Балтимор, Мэриленд.
4
«Мэйфлауэр» («Майский цветок») – английское судно, на
Ее специальностью была хирургия.
– Цокот, – ответил Камерон.
Мост
Вдруг появилась гремучая змея – быстро проелозила по дороге. Лошади отреагировали на змею так: заржали и запрыгали. А потом змея исчезла. Некоторое время ушло на то, чтобы успокоить лошадей.
Когда лошади пришли в «норму», Грир сказал:
– Здоровая гремучка, черт возьми. Даже не знаю – я, наверное, таких раньше и не видел. Ты такую здоровую гремучку раньше видал, Камерон?
– Не здоровее этой, – ответил Камерон.
– Я так и думал, – сказал Грир.
А Волшебное Дитя уже отвлеклась на что-то еще.
– Что такое, Волшебное Дитя? – спросил Грир.
– Мы почти дома, – ответила она и широко улыбнулась.
Поместье Хоклайн
Дорога слегка отвернула, затем перевалила за горизонт мертвого холма, и с вершины холма примерно в четверти мили уже стал виден огромный трехэтажный желтый дом прямо посреди небольшого луга, который был такого же цвета, как и дом, вот только поближе к дому белый как снег.
Возле дома не было ни заборов, ни уборных, ни человеческого чего-то, ни деревьев. Он лишь стоял в одиночестве посреди лужка, а что-то белое высилось кучами вокруг него и еще больше чего-то белого лежало на земле.
Там не было даже амбара. Ярдах в ста от дома паслись две лошади, и на таком же расстоянии, на дороге, что заканчивалась у парадного крыльца дома, гуляла огромная стая рыжих кур.
Дорога замирала, как подпись умирающего на завещании, составленном в последнюю минуту.
Гигантская гора угля лежала возле дома – классического викторианского, с роскошными щипцами и витражами по верху окон, с башенками и балконами, с каминами из красного кирпича и огромной террасой, опоясывающей все здание. В нем имелась двадцать одна комната, включая десять спален и пять гостиных.
Мимолетного взгляда на дом хватило бы, чтобы понять: он чужой здесь, среди Мертвых Холмов, окруженный ничем. Такой дом не чужой в Сент-Луисе, или Сан-Франциско, или Чикаго, или в любом другом месте, кроме как здесь. Даже Билли был бы куда более уместным местом для такого дома, но тут причины к существованию такого дома не было вообще никакой, поэтому он выглядел перебежчиком из сна.
Из трех кирпичных труб валил густой черный дым. На вершине холма температура была за девяносто. Грир с Камероном не понимали, зачем в доме горит огонь.
Несколько мгновений они посидели на горизонте на своих лошадях, посмотрели на дом. Волшебное Дитя улыбалась по-прежнему. Она была очень счастлива.
– Самое странное, что я видел в жизни, – сказал Грир.
– Не забудь про Гавайи, – сказал Камерон.
Книга 2
Мисс Хоклайн
Мисс Хоклайн
Пока они медленно спускались по склону холма к дому, парадная дверь отворилась и на крыльцо вышла женщина. Этой женщиной была мисс Хоклайн. Одетая в тяжелую и длинную зимнюю шубу. Женщина стояла и смотрела, как они подъезжают к дому все ближе и ближе.