Чудно узорочье твое
Шрифт:
— Спасибо, я отдарюсь чем-нибудь, — с трепетом взяла Лида подарок.
— Глупости, мы же с бабулей от души.
— Я влюбленная дура, да? — кисло улыбнулась Лида.
— Ну, немного чокнутая, — с серьезным лицом проговорила Эльза, — этого уж не отнять.
Обе рассмеялись.
Лида положила в ковровую сумку заветные носки, постояла посредине комнаты, оглядывая ее потерянным взором, затем зачем-то свернула юбку баб Даши, завернула в нее нитку бисера и все это вместе со своими документами тоже отправила на дно материнского наследства. Глупо? Да.
А вот ключи забирать не стала, спрятав их в щель между бревнами
Теремок бывшего Ярославского вокзала приветливо сверкал огоньками, словно открывая двери в чарующую сказку, но внизу, у подножия его диковинно-витых стен, шла обычная вокзальная суета, разрушающая иллюзию чуда.
Волнение подступило к горлу, руки повисли сломанными крыльями. «Соберись», — одернула себя Лида и пошла в здание вокзала. Паровоз уже подали, он нетерпеливо попыхивал, готовый тащить железное тело состава. Двадцать минут до отправления — это же целая вечность. Какой вагон? Если Коля уже сел, его сложно будет отыскать.
Лида медленно пошла вдоль перрона, обходя пассажиров и провожающих. Первым она увидела Митю, он стоял к ней лицом и что-то оживленно рассказывал, размахивая руками. Рядом курил отчего-то мрачный и тихий Плотников, так необычно было видеть его таким. Люся из Коломенского с Мишей, соседом из общаги, тоже были здесь. И в этом полукруге друзей в серой кепке стоял Николай. Он то смотрел на свои ботинки, то поднимал голову, оглядываясь, будто кого-то выискивая. Не эту ли девицу с носками?
Лида ускорила шаг, потом поймала саму себя налету, резко останавливаясь, выдохнула и… встретилась взглядом с братом, Митя ее заметил первым. Что-то неуловимое промелькнуло в его натужно-веселом лице, и Лида поняла — сейчас он будет ее останавливать. Да как бы не так, Митенька! Лида рванула вперед.
— Слушай, а газета! — хлопнул себя по лбу Митя. — Тебе ж в дорогу нужна газета, я сейчас, — сорвался он с места.
— Митька, не суетись, — услышала Лида родной голос Коли.
— Я мигом! — быстрее побежал Митя.
Он толкался и извинялся одновременно, подвигая людей так, чтобы загородить ими Лиду, возводя бурлящую людскую баррикаду.
— Ты что здесь делаешь? — зло рыкнул он, хватая Лиду под локоть и стараясь увести.
— Я н-носки принесла, — зарылась Лида в сумке. — Вот, — протянула она трясущейся рукой добротную вещь, — мне поручили передать.
— Лида, тебе не надо туда ходить, — мягко, почти ласково, проговорил Митя.
— Почему?! — пытаясь высвободиться, рыкнула Лида.
— Коля едет не один, — выпустил ее локоть Митя. — С ним едет Полина, — выдохнул он, глядя на потертую урну.
— Какая Полина? — пробормотала Лида, отступая.
— Его Полина, невеста. Они помирились, и она едет с ним в Вологду.
— Она же замуж вышла.
— Какое это теперь имеет значение, он позвал — она поехала.
— Поехала, — эхом отозвалась Лида. — Но это неправда, зачем ты мне врешь? Дай пройти! — снова рванула она вперед.
— Да как же неправда, если она уже в вагоне. Лида, так бывает, это взрослая жизнь. Они долго были вместе, были фактически семьей, он очень переживал разрыв…
— Почему она в вагоне? — ударила Лида Митю в грудь. — Почему?!
— Да потому, что, если останется на перроне, то передумает. Она сейчас теряет все, понимаешь — все! Родных, работу, уютное жилье, театры, кино, парки, свой привычный устоявшийся мир. Думаешь, это легко? — Митя приобнял сестру за плечи, пытаясь заглянуть ей в лицо. — А тебе не надо туда идти, и так Грабарь тебя выдал за невесту, чтобы
Митя что-то говорил и говорил, а Лида все смотрела на пуховые носки, словно они добрые щенки, которых выкинули на мороз хозяева.
— Носки давай, передам, — взял у нее подарок Митя. — А тебе Коля вот письмо оставил, прочитаешь потом, — достал брат из кармана пальто сложенный тетрадный листок. — Сказал, что не любовное.
— А про что? — смотрела Лида на лист, раздумывая, нужно ли ей теперь вообще что-то брать от Колмакова.
— Откуда ж мне знать, я чужие письма не читаю, что бы ты там обо мне не думала, — передернул плечами Митя.
— Ты так часто это говоришь, что очень скоро я именно так и буду о тебе думать, — ядовито произнесла Лида.
— Первая любовь всегда несчастная, — назидательно произнес брат, — но это проходит, поверь мне. Я побежал, а то не успею носки отдать.
Лида зашла в вокзал. Она сдалась, отступила. Колмаков ее предал. Пусть едет с другой, скатертью дорога. Он такой же как все, обыкновенный, этой Полине можно только посочувствовать — утром целует одну, а едет с другой. Впрочем, он целовался из жалости, бросил как нищенке монету, это не считается.
Тетрадный листок так и болтался словно платочек, зажатый двумя пальцами. Лида скомкала его, собираясь выкинуть в урну, но не смогла. Прислонилась спиной к холодной стене, развернула письмо и начала читать: «Я тут успел кое-что узнать, — поплыли округлые буквы. — Ты говорила, что помнишь отца на арене, так вот, натолкнуло это меня на мысль. В общем я спросил у Митьки, как фамилия твоей матери, у него же Линькин. Оказывается, его родной тетки по мужу фамилия — Горяева, не Скоркина. Как же так? Митька мне признался, что тебя нашли на вокзале. Я успел сегодня пробежаться по циркам, на авось, конечно. Спрашивал — не знавали ли они в стародавние времена такого артиста Федора Скоркина. Я думаю, Линькиным досталась твоя настоящая метрика, значит отец — Федор, ты же Федоровна. Пишу спутанно, извини. Не так уж и много бегать пришлось. В общем старый работник сцены на Садово-Триумфальной признал его. Лида, крепись, твой отец погиб в восемнадцатом во время представления, сорвался с высоты, что-то там с креплением было не в порядке. Мать забрала тебя и уехала к свекрови в Саратов. Но мы знаем, что не забрала, что-то случилось. Лида, Скоркины — это не такая распространенная фамилия. Можно поискать твою родню в Саратове. Ты сможешь больше узнать о родителях. Если они цирковые, можно в местный цирк сходить». Письмо резко обрывалось, хотя, почему резко, что хотел, Николай уже написал. Вот так просто, за пару часов взял и столько нарыл.
— Спасибо, Коля, — поцеловала Лида письмо.
Злость прошла. Да, он откупался от нее заботой — устроил в экспедицию, оставил комнату, навел мосты, чтобы была возможность потом перевестись в Коломенское, даже нашел ее корни, дал шанс в будущем обрести родню, и все лишь для того, чтобы она не обижалась, чтобы отпустила с другой. «Поезжай, Коля, спокойно, я не сержусь». Лида бережно положила письмо в карман.
— Валенки не нужны, а вот кому валенки? Хорошие валенки, сносу не будет, — рассекая людское море, с большими валенками в руках двигался лохматый деревенского вида мужик, пытаясь всунуть отъезжающим на север пассажирам свой теплый товар.