Чудо купальской ночи
Шрифт:
– Я перееду к тебе жить! – решительно заявила мама. – Или перевезу тебя ко мне! Нельзя, чтобы ты оставалась без присмотра и ухода!
– Ма, – устало вздохнула Поля, – я прекрасно могу позаботиться о себе и без присмотра не останусь. И что ты там нанесла такого целую гору?
– Еду, разумеется! – пожала возмущенно плечами мама. – Ты же не будешь есть больничный рацион! Я видела у вас в холле холодильник, я все контейнеры и кострюльки подписала, поставлю туда, и мы попросим женщин из твоей палаты разогреть еду и принести тебе. А сейчас завтрак! Я приготовила яйца
– Мам, остановись! – потребовала Полина. – Во-первых, я уже позавтракала, а во-вторых, здесь вполне прилично кормят. И мне никаких изысков не надо.
– Но я же приготовила, – обиделась Екатерина Петровна. – Здесь и твои любимые вареники, и курочка с пюре, и печенка, и соус по твоему рецепту, овощи, чай травяной в термосе, фрукты. На весь сегодняшний день и на утро. А завтра я принесу еще. Девочки! – вдруг обратилась она к женщинам, лежавшим в палате вместе с Полиной. – Тут же есть микроволновка? Ну вот, – утвердилась мать в своей правоте, когда пациентки подтвердили это предположение. – Вы же не откажете, если я попрошу вас в обед разогреть и принести Поленьке еду? А тарелку, ложку-вилку и кружку я принесла. Ей же вставать запретили. И вам же не трудно будет их сполоснуть после еды?
Женщины уверили, что позаботятся о ее не ходячей пока девочке, и Екатерина Петровна расцвела улыбкой и принялась благодарить, но тоном скорее как за само собой разумеющееся дело, чем за доброе одолжение.
Поля вздохнула про себя: когда мама начинает раздавать указания и руководить, лучше держаться где-нибудь подальше – шума и энергии море, аргументы от серьезных до абстрактных и полное непонимание, как ей вообще могут отказать. Как избалованный ребенок.
Ничему ни жизнь, ни люди, ни неприятности ее не учат и никогда не научат. Бесполезняк! Впрочем, о чем вообще можно говорить? Какое там жизненное учение – это клиника!
– Ладно, – сдалась Полина, – убирай добро в холодильник, буду есть только эту еду.
– Вот и правильно! – обрадовалась мама, подскочила со стула и принялась сортировать, что оставить в тумбочке, а что в холодильник.
И в этот момент в дверь палаты неторопливо постучали, кто-то из женщин крикнул разрешение, и в палату вошел Клим с букетом цветов и нагруженным чем-то тяжелым полиэтиленовым пакетом в руке.
Полина мысленно застонала от безнадеги! Ну почему такая несправедливость?!
Ну что бы ему не прийти на полчасика позже?
Все! Она прекрасно знала, что сейчас начнется, и заранее испытывала неловкость и стыд перед Ставровым и тремя другими женщинами, лежавшими с ней в палате. Прямо до боли в застаревших душевных ранах.
– Привет, – подошел Клим к ее койке, поздоровался, наклонился, поцеловал в щечку и спросил: – Ну, как ты тут?
– А вы Поленькин знакомый? – раздался изменившийся в момент голос Екатерины Петровны у Ставрова за спиной.
Он повернулся к задавшей вопрос, улыбнулся приветливо и подтвердил явный факт:
– Да, я ее хороший знакомый.
– А я ее мама, – она протянула ему руку и низким томным голосом
Она изменилась кардинально! Что называется, сделала стойку!
Изменилось выражение лица – веки чуть опущены, губы надуты, одна бровка приподнята с намеком, изменились движения, приобретя особый намекающий смысл, даже осанка стала другой – спина прогнута, грудь вперед.
– Я не знала, Полина, что у тебя есть в знакомых такой великолепный мужчина, – особым тембром голоса проворковала мама, при этом не выпуская руки Ставрова и не сводя с него особенного взгляда.
– Да, – высвобождая руку, подтвердил Клим. – Я у нее есть.
– Мам, – предприняла попытку остановить все это Поля. – Хватит! Давай ты отнесешь в холодильник, что ты там собиралась.
– Девочки потом отнесут, – отмахнулась от нее мама, продолжая пристально рассматривать мужчину, и спросила, добавив томности в голос: – А как зовут твоего замечательного друга?
– Его зовут Клим, – строго проговорила Полина и предприняла еще одну попытку: – Так! Спасибо, что навестила, мам, но тебе пора! Нам с Климом надо поговорить.
– Какие у тебя могут быть от меня тайны? – пожала небрежно плечиками превратившаяся за секунду в Катеньку мама. – Разговаривайте, пожалуйста. – И снова повернулась к Ставрову, проворковав: – Какое у вас необыкновенное имя.
– Может, я попозже зайду? – спросил он у Полины, правильно оценив обстановку и видя, как она побледнела, напряжена и расстроена чуть не до слез.
– Нет, – строго ответила Поля и посмотрела на мать: – Это Екатерина Петровна сейчас уйдет. Мама! Все, хватит! – добавила громкости и нажима в голосе. – До свидания! Тебе пора на работу! – совсем уж сурово прорычала она, увидев, что та пытается отмахнуться от дочери. – Немедленно, мам! Иначе я прекращу с тобой общаться!
И вот это предупреждение единственное смогло привлечь внимание Катеньки, из образа не вышедшей, но явно прислушавшейся к угрозе и поверившей в нее.
– Ну зачем ты так, детка? Тебе нельзя волноваться.
– Вот именно, – подтвердила Полина и уже гораздо спокойней попросила: – Мам, уйди. Завтра созвонимся.
– Ну хорошо, хорошо, – кошечкой обиженной проворковала она. – Я ухожу. Зачем ты так разволновалась? – и положила ладошку на руку Ставрову. – Скажите, Клим, а вы на машине? Может, вы меня подвезете? Мы могли бы поговорить и узнать друг друга получше. Я же должна понимать, с кем дружит моя дочь.
– Я не смогу вас подвезти, у меня другие планы, – мягко, нейтральным тоном сообщил Ставров.
– Жаль, – изобразила неподдельное разочарование Катенька. – Надеюсь, мы еще увидимся.
– Увидимся, – констатировал неизбежное Ставров.
Призывно повиливая бедрами, Катенька продефилировала по палате и вышла за дверь, бросив напоследок сексуальный взгляд на Клима. Посмотрев ей вслед, он пододвинул стул поближе к койке Полины и сел.
– Не спрашивай, – попросила она и прикрыла ладонями лицо. – Ничего не говори и не спрашивай. Я потом тебе все расскажу, если смогу.