Чудодей
Шрифт:
— Не порть своего рта этим отвратительным куреньем. Твое дыхание должно быть чистым.
Станислаус продолжал, как рекомендовалось в романе, посасывать трубку и пускать в воздух облачка дыма. Гвидо не отступал.
— Господь ненавидит какие бы то ни было облака между собой и своими сынами.
Станислаус не смог проверить, прав ли Гвидо. Он почувствовал необходимость основательно отплеваться и выбежал во двор. Его долго рвало. Может быть, это было в порядке вещей, а может быть, он курил чересчур дешевый табак. А вдруг это бог нашел путь покарать его за высокомерие?
Станислаус ждал. Гвидо тем временем сделал еще одно доброе дело. Хозяин сказал:
— Гвидо мне покоя не дает; он просит, чтобы ты поставил свою койку в его комнате. Вшей на тебе нет, а?
— Ни блошки.
— Дело в том, понимаешь, ведь в комнате Гвидо электрический свет. Мне придется снять из твоей заработной платы полмарки, но зато ты с каждым днем будешь все ученее. — Золотые зубы хозяина блеснули.
Занятия науками и в самом деле оказали влияние на дальнейший жизненный путь Станислауса. Он пришел к заключению, что хватит с него торчать здесь, у такого прижимистого хозяина, у этого скареды, и ждать, пока почтальону придет в голову принести ему весточку от Марлен. Надо самому ринуться в поход за любовь и пережить положенную тебе долю приключений. Такой вывод прямо напрашивался из всех книг, которые он успел изучить. То были книги исключительно о современной любви, штук пять по крайней мере…
Станислаус перенес свою койку в комнату Гвидо. В первый вечер товарищ Станислауса беспокойно ворочался у себя на постели. Он вздыхал, брал в руки книги Станислауса и читал названия. Полным укора голосом он сказал:
— Ты находишься на неправедном пути.
Станислаус закрыл глаза, задумался и ничего не ответил. Он убедился, что любви нельзя ждать, как ждет ветра дерево, стоящее на краю дороги. Любви надо идти навстречу. Гвидо не находил себе покоя.
— Я ослышался или ты в самом деле пишешь письма какой-то девушке?
— Пишу.
— И ты не знаешь, что письма к женщинам — своеволие? Как ты ответишь за них богу?
Станислаус чувствовал под собой твердую почву. Книга, лежавшая на его одеяле, придавала ему силы.
— С владыкой небесным трудно сговориться.
Глаза у Гвидо стали очень, очень грустными. Заблудший ночной мотылек бился об электрическую лампочку. Гвидо кинул в него свой белый колпак и сказал:
— Я пустил к себе в комнату грешника. Не знаю, простит ли мне бог.
Станислаус твердым голосом мужественно ответил:
— Надо бороться с богом, если хочешь отстоять себя.
Гвидо вскочил с постели.
— Это невыносимо! Мне твои слова что нож в сердце.
Он сорвал с себя рубашку, бросился на колени и начал горячо молиться:
— Отец небесный, ты посылаешь мне испытание! Не дай мне впасть в грех, ибо я чувствую, что любовь к ближнему может ввести меня во искушение.
Станислаус не разбирал всего, что бормотал Гвидо. Но к чему он разделся догола? Разве бог не в состоянии распознать
— Молись, молись вместе со мной, мне одному не справиться! Соблазн велик, а человек слаб!
Станислаус не успел отложить книжку, которая была у него в руках, как Гвидо сдернул с него рубашку. Застигнутый врасплох студент, изучающий любовь, и вправду вскочил с постели и опустился на колени.
— Молись! — приказал Гвидо. — Моли его, ибо это ты совратил меня и обрек на испепеляющую любовь. — Не вставая с колен, он вплотную придвинулся к Станислаусу, — Молись жарче, чтобы приблизиться к нему. Наши голоса еще доходят до него раздельно.
Станислаус почувствовал отвращение. Волосатая грудь Гвидо коснулась его спины. До чего противен этот бесноватый раб божий!
— Мы должны соединиться! Должны! Должны!
Спятил Гвидо, что ли? Станислаус вскочил, оттолкнул от себя стонущего выродка и бросился к двери. Она была заперта. Ключ был у Гвидо. Что он задумал, ханжа этакий? Станислаус метнулся к окну. Гвидо опередил его. Так вот она, кара, которую бог придумал для Станислауса! Нет, нет, он вступит в борьбу с богом и с Гвидо одновременно. Станислаус кинулся назад к двери, босой ногой ударил в филенку. Грохот, во все стороны летят щенки — и дыра! Станислаус выскочил.
Вот тебе все твои ученые книжки о любви! Ни слова нет в них о той мерзости, с которой Гвидо полез к нему. Ах, этот Гвидо! На следующее утро он сказался больным и не встал с постели. Станислаус купил себе вещевой мешок для смены белья и чемоданчик для книг.
— Ты не предупредил об уходе. Убегаешь, не сказав до свиданья. Я вынужден задержать твой недельный заработок в возмещение убытков, — сказал хозяин.
— Удерживайте!
О, этот сверкающий золотой рот!
— Гвидо чего-то хотел от тебя?
— Гвидо скотина!
— Напрасно я не предупредил тебя. Он сидел в тюрьме. Ты вылил ушат холодной воды на горячую кровь. Оттого он и болен.
— Он свинья! — Станислаус вытер глаза уголками куртки.
— Несчастная свинья, вот именно, зато постоянная и дешевая.
Станислаус собирал вещи с лихорадочной быстротой. Рубашку и туфли, которые ему подарил Гвидо, он оставил на своей койке. Гвидо прикинулся спящим. Он повернулся лицом к стене.
Внизу хозяин остановил Станислауса.
— С продовольствием на дорогу ничего не выйдет. Тебя-то ведь не тревожит, что будет со мной.
Станислаус старался попрощаться так, чтобы не пожать руку человеку с золотой улыбкой. Он представил себе, как поступил бы на его месте барон Альфонс: поклон, любезная улыбка, пожелание всех благ…
— Послушай, друг! — хозяин схватил Станислауса за плечи. — Если я не ошибаюсь, ты так рассвирепел, что разбил дверь. Выкладывай три марки на починку, не то я спущу на тебя полицию!
Станислаус не возражал. Он выдал из оставшихся денег три марки.