Чудовища и люди
Шрифт:
Туай нахмурилась, глядя на закрытую дверь, потом бросила быстрый взгляд в сторону тууров, приехавших с Огни, и наконец посмотрела на Венда.
– А ты ведь многого не знаешь о своем хорошем друге Ресане.
– Похоже на то, – согласился Венд.
Туай коротко кивнула и скрестила руки на своей узкой, пока еще совсем мальчишеской груди, готовая терпеливо ждать, пока побратимы не наговорятся и не выйдут. Венд мысленно покачал головой – он впервые встречал ребенка, в котором настолько не было
Ждать пришлось не так уж долго. К счастью, потому как, хотя осеннее солнце и топило выпавший ночью снег, теплым день не был.
Туур, первый вышедший из башни, выглядел задумчивым, Ресан, отставший на шаг, – расстроенным.
– Корневое становище дако всего в полутора часах езды отсюда, – сказал Ресан, обращаясь к Венду, – до следующей Волны поживем там, потом я провожу тебя сюда, ну или, если Великий Шаман… – Ресан оборвал себя, усталым жестом провел рукой по лицу. – Ладно, потом обсудим.
– Ресан, ты ведь родился в Великой Степи? – спросил Венд.
Когда заняться нечем, лучше всего думать. Венд и думал. Анализировал. И сейчас, с появлением побратима-туура, хотя бы одна загадка могла получить ответ.
Венд был практически уверен в положительном ответе. И, действительно, юноша кивнул.
Много лет назад, когда они еще были друзьями, Мэа-таэль рассказал ему при каких условиях Великая Степь и ее хранители принимают человека.
– Земля, молоко и кровь? – негромко сказал Венд, обращаясь к Ресану, – рождение здесь, кормилица и побратим? Значит, поэтому дух заговорил с тобой…
– Дух? – оборвал Венда туур и развернулся к Ресану. – Духи говорят только с шаманами! Зиро? Ты ничего не сказал мне об этом!
– Кто из духов говорил с тобой? – вмешалась Туай, подойдя к Ресану почти вплотную и требовательно уставившись ему в лицо. – Как этот дух выглядел?
– Опять перебиваешь старших, – процедил туур, глядя на девочку. – Влезаешь во взрослые разговоры. Моя сестра тебя слишком разбаловала.
Туай перевела взгляд на Огни и сказала идеально спокойным, идеально вежливым тоном, который царапал хуже, чем намеренно вызывающий:
– Прошу прощения, тойко.
– Не сердись, Огни, – успокаивающе сказал Ресан и повернулся к Туай. – Это был дух женщины. Ее сопровождало трое духов воинов-мужчин, но со мной говорила только она. Она выглядела… Наверное, живая она была красива. Даже очень красива… У мертвой, у нее не было одного глаза… Там клубилась чернота.
– Спасибо, Ресан, – очень серьезно, с достоинством, поблагодарила Туай, на мгновение скрестила взгляд с тууром – Венду даже показалось, будто он услышал звон стали, ударяющейся о сталь, – и, развернувшись, зашагала туда, где, в соседнем с основной башней помещении, всегда оставляла своего маленького коня.
– Мне заранее жаль того глупца, который решится взять ее в жены, – проговорил Огни,
– Ты не очень-то добр к своей племяннице, – с легкой укоризной сказал Ресан.
– Я добр, – пробормотал Огни, – я очень, я просто невероятно добр. Ты не представляешь, каких усилий мне каждый раз стоит сдержаться и не выпороть мелкую нахалку… Ладно, пусть ее. Ты лучше объясни мне, Зиро, почему духи предков решили пообщаться с тобой? И не просто какой-то безымянный дух, а, судя по твоему описанию, сама Темира, ведущая северную Волну?
– Ну откуда мне знать? – Ресан развел руками.
– Не лезь в дела духов, Зиро, – в голосе туура слышалась сейчас искренняя тревога. – Хватит того, что ты с головой залез в дела шаманов. Правда, не стоит оно того!
Глава 8
Когда присутствие ушло, Истен вспомнил, что его телу нужно дышать, и закашлялся, пытаясь протолкнуть воздух сквозь сжатое судорогой горло. И ощутил, как больно впились в спину железные прутья клетки, — после того, как нерассуждающий ужас заставлял его отодвигаться все дальше и дальше.
Волчица все еще стояла на коленях, все еще прижимала руку к груди. Она больше ничего не говорила, не молилась, только улыбалась – одними губами, с одновременно мечтательным и пустым выражением лица.
– Что… Что богиня сказала тебе? — собственный голос показался Истену чужим, хриплый, тяжелым от страха.
Волчица медленно повернулась к нему, с той же пустой улыбкой, с рассеянным удивлением, будто уже забыла, что в клетке она не одна.
— Дэлун Шогг начнут умирать очень скоро. Это будет прекрасно. Серая Госпожа пообещала, что это будет прекрасно.
— Но ты жива… Все еще… Я думал, Смерть заберет тебя сразу.
— Не раньше, чем мы послужим Ей, — Волчица коснулась своего живота с нежностью.
Ночь медленно перетекла в серое утро, потом в серый пасмурный день. Их покормили — каким-то варевом неопределенного цвета и вкуса. Хотя, наверное, вкус у варева все же имелся, судя по тому, как морщилась Волчица. Истен вкуса не ощущал. Не ощущал он и холода, и только когда увидел, что при каждом выдохе изо рта выходит облако пара, понял, что осенний холод пришел и в эти места.
Холода он не ощущал, а вот тепло – очень даже. Первой мыслью было – у него началась лихорадка. Но не было жажды, которая сопровождает лихорадку, не было ломоты в костях и головной боли. Просто тепло – ровное, растекшееся по всему телу, но не достигшее кожи — на ощупь она оставалась прохладной и сухой.
День достиг полуденной точки, когда их караван повернул за очередной холм и в долине впереди Истен увидел временный лагерь Дэлун Шогг. Очень большой лагерь — сотни палаток и десятки клеток с пленниками, с будущими рабами. В основном в клетках были дети, как и говорила Волчица, и всего несколько взрослых.