Чудовища
Шрифт:
Шорох знает, что любить - это правильно.
Но ему страшно верить хоть в малую толику того, что испытывает сам. А довериться чужим чувствам еще страшней.
Но вот Митник вваливается в комнату, значит прием начался.
Шорох старается скрыть болезненный интерес, с которым осматривает каждую прибывшую группу сородичей, пока не замечает бордовый фрак Штрауса, а рядом с ним самых «понтовых» чародеев.Шороха смешит эпитет Митника, поскольку в голове сразу всплывает сцена, как девочка Штрауса сидит на нем в ожидании разрешения коснуться губами. Эта «понтовая»
Но глаз с нее не сводит. Поэтому заметить ухажера удалось еще, что называется, на подходе, когда через 30 минут после прибытия Тремер, один из самых смелых (и суицидальных) Тореодор пересек весь зал, чтобы представить себя Лам. В таком внимании не было ничего удивительного для Носферату, Тремер выглядела просто прелестно, особенно радовали пуговицы псевдовикторианского платья, доходящие до самого подбородка вампира. И цвет у платья был замечательный, бычьей крови.
Но нутро болезненно сводит, стоит Тореодор обворожительно улыбнуться Лам. Шорох ему не соперник, он никогда не сможет так. Клыки скрипят, а сжатая челюсть неприятно заныла. Лам на экране качает головой и оставляет неудачливого кавалера хлопать глазами, саму ее куда-то увлекает хохочущая Виви.
Шорох больше не может быть в тени, больше не хочет исподтишка. Сейчас ему необходимо увидеть своими глазами действующие лица этого кино и самому занять отведенное место.
Да, в отель ему вход закрыт, но на балконы попасть можно. И пусть Митник мог воткнуть парочку камер и туда.
Виви приятна во всех смыслах, но бесконечные воркования надоедают даже самым стойким. В конце концов, праздники Тореодор существуют в первую очередь для них самих. Лам трет переносицу и просит разрешения выйти освежиться.
На улице снова идет дождь, и на балконы нос никто не высовывает, хотя большинству сородичей окружающие погодные условия до лампочки. Если, разумеется, не солнечно.
Лам немного досадно за прическу, которая быстро пришла в неподобающий вид, но стоит подойти чуть ближе к перилам, как ноги перестают слушаться, хотя стремление приблизиться сильно как всегда.
На мраморных белых перилах сидит фигура в черномполуплаще с капюшоном и смотрит на нее черными водами глаз. Поза решительная, словно канализационная крыса вовсе не тревожится быть обнаруженной на празднике, куда не была приглашена.
Лам чувствует себя бесконечно счастливой и крайне смущенной. Поэтому плохо знает, как правильно было бы повести себя.
– Тебе нравится мое платье? – улыбчиво интересуется Тремер, заводя руки за спину и слегка поворачиваясь к Носферату то одним боком, то другим. Невиданный уровень кокетства, на который она думала не способна, но сейчас все выходит само собой.
Носферату кивает и медленно спускается на балкон. Теперь он стоит так близко, заслоняя своей спиной Тремер от летящих в лицо капель воды.
Из приоткрытых окон раздается какой-то вальс.
– Ты танцуешь?
Теперь она точно в сказке. Лам не жалеет о Становлении, уверенная - будучи человеком, с ней не могло произойти такое. И рука
Музыка стихает, голоса сородичей наполняют пространство тихим гулом, но сказка еще не закончилась.
Носферату, по-прежнему, закрывает Лам от капель дождя. Ее рука медленно поднимается к краю маски, закрывающей лицо вампира, и тянет материю вниз.Тремер приподнимается на носочки и чувствует себя совсем по-глупому счастливой, когда сородич одной рукой прижимает ее к себе, а пальцами второй зарывается в мокрые волосы.
Шорох смотрит сверху вниз в ее лихорадочно блестящие глаза, на подрагивающие в легкой улыбке губы. Видя сейчас Тремер такой счастливой, он чувствует себя в правильном месте. Она смотрит открыто, не скрывая своей диаблеристкой природы, принимая себя чудовищем.Рядом с ней быть Носферату комфортнее, чем в подземельях. И когда Лам подается к нему навстречу, Шорох позволяет рукам сделать то, чего они так долго ждали: притянуть к себе как можно ближе, аккуратно сжать волосы на затылке.
«Можно я..?»
Резкое движение и на вопросы больше не остается места. Вулкан внутри исходится лавой, заливающей все нутро, ее волны отчаянно схлестываются друг с другом. Лам кажется, что внутри ее тела слишком много огня. Это побуждает обхватить шею Носферату обеими руками, приподняться еще выше.
«Что ты делаешь со мной? Забери хотя бы часть этого».
Макс обнаруживает на столике рядом с собой записку, которую даже не удосуживается прочитать. Он и так знает, что происходило на балконе и почему от Лам разве что электрические разряды не бегут. Рука быстро хватает бумажку и прячет во внутренний карман фрака.
Носферату в капеллу не могут войти, поэтому возвращаться можно без опасений.
В подземельях Даунтауна тоже есть место Рождественским чудесам. Лам смеется, когда спускается через люк в канализацию, в своем вечернем платье. И Шорох ухмыляется ей в ответ. Это все действительно похоже на детскую сказку, и принцесса-перевертыш только что сбежала с чудовищем в подземелья, подальше от принцев, которые не шибко разбираются в любви. Тем более в любви чудовищ.
Дыхание замирает, когда Носферату снимает ее перчатки, приглашая войти в свое жилище, и сразу ведет по бледным пальцам губами, которые Лам нетерпеливо перехватывает собственными.
«Я прошу тебя забрать хоть часть огня, выжигающего меня изнутри»
У Шороха действительно шрамы по всему телу, Тремер не знает, получены ли они от монстров, населяющих ночь, или являются печатью проклятия. Она еще обязательно спросит, и проведет губами по каждому из них. Каждый из шрамов цвета бычьей крови.
А ведь она так долго искала ткань нужного цвета. Ей кажется, что собственное небьющееся сердце в груди давно наполнилось лавой и густым витэ, приобретая именно такой оттенок красного.