Чудовище
Шрифт:
Потом он несколько дней с ней не разговаривал. И даже не смотрел на нее. Завидев ее, выходил из комнаты. Сам себе готовил, ел один и даже купил маленький холодильник для собственных продуктов.
– Чем я провинилась? – недоумевала мама.
Наконец он соизволил объясниться и предъявил ей целый список претензий. Она пытается загнать его в ловушку. Она провинциальная дура. С ней и поговорить-то не о чем. В голове ни одной свежей мысли. Повисла камнем у него на шее. Доводит его своей беспричинной ревностью до белого каления.
В знак примирения мы приготовили ему
– Умница, – похвалила меня мама, когда мы на цыпочках спускались к себе.
На следующий день Джон вернулся с работы с букетом из двенадцати роз [2] . По числу дней, которые они с мамой провели в ссоре. Сказал, что раскаивается. Не знает, что на него нашло. Что он дурак и недостоин мамы. Всю неделю приносил ей подарки – то шарфик, то духи, то белье. Когда розы засохли, уставил гостиную лилиями, и нам пришлось держать окно открытым: дух от них стоял такой густой, что даже во рту горчило.
2
В западной культуре дарить четное число цветов – нормально, это не вызывает негативных эмоций.
Он купил билеты в круиз. Она – любовь всей его жизни, и он хочет увезти ее ото всех. «А ребенку на корабле будет скучно», – сказал он, так что почему бы мне опять не остаться с дедушкой? Вот спасибо, я знал, что могу на тебя положиться.
Я была дорогой девочкой. Умницей. На меня можно было положиться.
9
– В общем, в школе меня взяли на карандаш. Теперь после каждого урока учителя ставят мне оценки за поведение.
– Что ж, значит, у них не было другого выхода, – ответила с подоконника Керис.
– А Джон на месяц посадил меня под домашний арест и сказал, что я должна заплатить за разбитое стекло из собственных карманных денег. Если честно, я не очень понимаю, зачем директриса ему позвонила. Могла же наказать меня, не ставя в известность родителей, или сказать только маме – но нет, вызвала обоих родителей в школу. Даже предложила им походить на специальные занятия, чтобы понять, как обращаться с такими, как я. Терпеть ее не могу. В следующий раз я выброшу в окно не стул, а директрису.
– Не надо, в тюрьме тебе будет хуже. – Керис закинула руки за голову и зевнула, показав розовый, точно у котенка, рот.
– Ты же сама советовала мне найти хобби.
– Я-то тут при чем? Я же не говорила тебе: «Обругай препода по драматургии» или «швырни в окно стулом».
– Мистер Дарби сам виноват. Хотел, чтобы я попробовала себя в роли раба и уродливого дикаря.
– Да, не очень-то деликатно. – Керис взяла телефон, разблокировала экран. – Кстати, твой брат мне уже неделю не звонит и не пишет. На Пасху приезжал, а со мной даже не встретился. Ты не знаешь, что на него нашло?
– Он мне не брат.
– Спасибо,
– Знаешь, что я буду делать? – спросила я.
– И что же?
– Постараюсь как можно реже появляться дома. Джон станет относиться ко мне лучше, если я не буду мозолить ему глаза.
– Он же вроде посадил тебя под домашний арест? – удивилась Керис.
– Плевать.
– Это его еще больше разозлит. Нельзя просто взять и не прийти домой. – Она снова затянулась вейпом и выдохнула облачко перламутрового дыма. – Ты извинилась перед ним? Хотя бы для вида. Чтобы, так сказать, минимизировать ущерб.
– Миллион раз. Толку-то.
– Тогда как-нибудь докажи ему, что намерена измениться. Например, начни готовиться к экзаменам.
Она так очаровательно мне улыбнулась, что я на миг подумала – и правда, почему бы не взяться за ум. А потом вспомнила, зачем пришла. Уж точно не за советом по учебе. Я пришла, чтобы рассказать о деле, помочь в котором могла лишь такая популярная девушка, как Керис.
– Сегодня будет вечеринка, – сказала я. – Касс приедет.
Керис подскочила, словно ее током дернуло, и оживилась:
– А кто ее устраивает?
– Кто-то из его бывших одноклассников.
– Кто именно?
– Касс не сказал.
– А что он сказал?
– Что будет вечеринка и что он приедет.
– Он же собирался вернуться только после сессии.
– Теперь вот приедет на выходные – из-за всего, что стряслось.
– Почему он мне не позвонил?
Я пожала плечами. Понятия не имею. Надеюсь, потому что он к ней охладел. И едет, чтобы повидаться со мной.
Керис взяла телефон, просмотрела сообщения: новых не было.
– А когда он рассказал тебе про вечеринку?
– На днях. Я сидела в кабинете директрисы, слушала, как Джон распинается о том, какая дерьмовая у нас школа. Вместо того чтобы предлагать ему пройти какие-то занятия, почему бы им не прибегнуть к традиционным педагогическим методам: строгая дисциплина, тишина в коридорах, вот это все.
– Ну а Касс тут каким боком?
– Я отпросилась в туалет и, поскольку уж на это каждый человек имеет право, отказать они не смогли. Я позвонила Кассу, попросила приехать домой.
– И он рассказал тебе про вечеринку?
– Нет, он даже трубку не взял. Пришлось вернуться в кабинет и выслушать лекцию Джона о муштре.
– Это еще что за фигня?
– Ну, это как в частных школах – старшие воспитатели, бесконечная зубрежка и телесные наказания. Директриса заявила, что бить детей запрещено законом, Джон ответил – мол, он в курсе, однако же мне необходима программа построже. Директриса спросила, люблю ли я учиться, и я сказала, что терпеть не могу. Джон принялся меня стыдить, дескать, образование – это привилегия, на что я заявила – если ему так нравится учиться, пусть сам и играет роль уродливого чудовища в школьном спектакле. А мама мне: не смей с ним так разговаривать. Капец, короче.