Чукотка

Семушкин Тихон Захарович

Тает-Хема охотно вошла в учительскую и села на стул, с интересом ожидая вопроса. Каждый раз, когда с ней происходила беседа один на один, она была очень довольна. Тает-Хема знала, что школьники толпятся около двери и с большим нетерпением ожидают ее возвращения. Конечно, ей решать рассказать или не рассказать про разговор. Некоторое время она будет молчать, испытывая их терпение, а потом расскажет подробно, со своими добавлениями.

Тает-Хема с самым серьезным выражением лица сидит и молчит. Она сгорает от любопытства:

зачем ее позвали, какой будет разговор?

– Ну, что же ты ничего не спрашиваешь?
– говорит она наконец, не в силах совладать со своим любопытством.

– Сейчас, сейчас, Тает-Хема! Вот напишу записку, тогда поговорим.

– Спрашивай же скорей!
– нетерпеливо говорит она.

Но я намеренно медлю.

– Расскажи, Тает-Хема: отчего так часто бьются у нас в школе ламповые стекла?

Тает-Хема делает лукавые глаза и смеется.

– Наверно, "келе" делает дырочки в стеклах. Он всегда что-нибудь портит.

На лице у нее появляется таинственное выражение. Она поднимается со стула и, погрозив мне пальцем, шепчет:

– Подожди немножко!

На цыпочках она подбегает к двери и смотрит в замочную скважину.

– Здесь всегда смотрят, - говорит она и вешает на ручку двери свой носовой платок.
– Еще смотрят в гвоздевую дырочку.

Тает-Хема долго ищет ее, - с этой стороны ей не приходилось подсматривать.

– Вот, вот она! В нее хорошо видно. Ее надо спичкой заткнуть.

– Зачем же подсматривают, Тает-Хема? Ведь это нехорошо.

– Нет, хорошо. Очень интересно.

– Но ты ведь сейчас все закрыла, чтобы никто не смотрел? Значит, подсматривать нельзя, плохо?

– Зачем им смотреть, когда я сама расскажу потом им. Смотреть надо, когда здесь никого нет наших.

– Подсматривать и подслушивать разговоры вообще нехорошо. Так делают только плохие люди.

Тает-Хема немного смущена и молча садится на краешек стула.

– А дырочки в стеклах делать тоже нехорошо?
– спрашивает она и, не дожидаясь ответа, говорит: - Это мальчики делают. Они плюют в ламповое стекло - и там делается дырочка. Таютэгин хорошо плюет сквозь зубы. У других так не получается, у них только трещины.

– Конечно, нехорошо, так же как и ручки у чашек отбивать. Это все равно как если бы я подошел к байдаре и вырезал ножом дырочку в дне.

– Нет, там нельзя. Тогда в байдару польется вода и на ней нельзя будет ездить по морю. Затонуть может.

– Но ведь и лампа коптит, когда в стекле сделана дырочка. А кроме того, у нас скоро стекол не будет. На складе их осталось очень мало. Тогда придется жить в темноте.

– Скоро придет большое солнце, и без лампы всю ночь будет светло, говорит она.

– Нет, Тает-Хема, большого солнца еще долго ждать.

– А кто делает стекла, из чего их делают?

– Ламповые стекла делают русские рабочие.

– О, здесь много русских! Пусть

они сделают. Ребята все хотят посмотреть, как делают стекла.

Так неожиданно выяснилась необходимость беседы со всеми учениками о ламповых стеклах, о том, как их делают, где их можно сделать и почему нельзя "устраивать" на них дырочки.

Происшествие было исчерпано. Лятуге больше не пришлось ходить на склад за ламповыми стеклами.

Записи учительницы

"15 марта 1929 года.

Почти два с половиной месяца существует наша школа. Дежурства ребята несут превосходно. Работу выполняют довольно аккуратно. Каждый старается заслужить всеобщее одобрение.

В обязанности дежурных входит также и доставка льда с реки на кухню. Лед, нарубленный взрослыми, они с удовольствием подвозят на нарте к школе. Жаль все же, что мы лишены настоящей воды. Наша река промерзла до дна. Из льда или снега вода получается, как говорит доктор, почти дестиллированной [так].

Сегодня произошел необыкновенный случай: ученик Таютэгин и двое его поддежурных не доставили на кухню лед. Воды не хватило. После обеда детям не пришлось пить чай, который они очень любят. Это событие вызвало большое недовольство.

– Вы почему же не привезли лед? Может быть, вам тяжело было? спросила я дежурных.

Все ребята засмеялись, а один из них сказал:

– Таютэгин самый большой мальчик у нас. Он может тащить сразу двух тюленей! Лед так близко от нас находится, что и устать не успеешь.

– Выходит, что вчерашние дежурные привозили Таютэгину воду, и он пил чай, а сегодня для них он не захотел привезти?
– продолжала я.

Таютэгин молчал, понурив голову.

– Ну что же, придется мне сейчас привезти лед. Кто пойдет со мной?

Изъявили согласие почти все ребята. Я отобрала троих. Не успели мы подъехать к реке, как подбежал Таютэгин и виновато сказал:

– Пусть я буду привозить лед каждый день. Я был немножко сердит и поэтому не захотел привезти лед. Теперь я хочу.
– И он с необыкновенным усердием принялся за работу.

С большим трудом отстранили его от этой работы в последующие дни, когда дежурили другие.

18 марта 1929 года.

По-видимому, наш дневной рацион мало удовлетворяет детей. Правда, в меню очень много мясных блюд: из моржатины, нерпы, заячьего мяса, куропаток, уток - словом, всего того, к чему с раннего детства привык организм наших школьников. Все же дети этим не удовлетворяются. Они часто вспоминают яранги, где можно вволю поесть сырого мяса.

Вечером Мэри в сопровождении ватаги школьников пробежала с каким-то свертком к нашей "классной даме" Панай. Войдя следом в комнату, я заметила, что Мэри засунула сверток под матрац старушки. Когда я подошла к кровати, Мэри уже сидела на ней и, смущаясь, закрывала глаза руками. Школьники тихонько посмеивались.