Чумовой сюрприз для Лондона
Шрифт:
Сделав широкий круг при выезде со двора, когда нас уже почти не было видно, нажал на кнопку радиовзрывателя. В зеркало заднего вида наблюдал, как в машине вспыхнула яркая вспышка, лопнуло и вылетело боковое стекло.
— Как там?
— Надеюсь, что все хорошо. Занялось неплохо. Через секунд двадцать, если ничто не помешает, услышим треск фейерверков. Опять же работа для прессы и для полиции. Народу нескучно, есть о чем посудачить за кружкой вечернего пива. Нормально. Жизнь продолжается. Через две недели все забудут об этом.
— Что-то разговорился
— О тебе же забочусь. Чтобы слушал, сознание не терял. Сейчас найду местечко поукромнее и займусь тобой — осмотрю рану, перевяжу…
— А потом будешь принимать решение?
— Да я его уже принял.
— Понимаю, я для тебя обуза — через границу с раной сложно пробираться, но она у меня легкая, я смогу перейти. Мне бы денек отлежаться. Ты не торопись, все обдумай, все взвесь. Есть же бригада в Германии по эвакуации наших.
— Есть такая бригада. Ты хоть раз слышал об их удачной эвакуации? Вот о том, как они мясо консервированное в формалине хорошо эвакуировали, я тебе могу пяток историй рассказать. Даже не знаю, кто мариновал это мясо. Они или прозектор. А те уже потом из похоронного бюро доставляли. Кто там трудится? Одни мажоры. Сидят, «курят бамбук» за государев счет. Боевых операций нет. Так, в обеспечении, в прикрытии, отвлекая внимание полиции, изображая слабоумных гидроцефалов на прогулке.
— Нормальные там ребята трудятся, ты наговариваешь на них. Я с ними общался пару раз.
— Угу.
— Чего ты там гукаешь? Надоел.
— Ты мне скажи, как стальные баллоны, обложенные льдом, себя чувствуют?
— Нормально себя чувствуют.
— Ты их осматривал?
— Угу.
— Они целые?
— Угу.
— Хватит передразнивать. Говори толком.
— Получи то, что заслужил.
— Скажи просто. Баллоны целые? Нет угрозы утечки этой отравы в атмосферу?
— Да целые, целые. Понимаю так, что если бы эти баллоны были у тебя, так ты бы меня давно «уволил»?
— Заметь. Не я это сказал. Думаю, что ты и меня не против отправить на покой. Вечный. А?
— У меня было много возможностей. Как, впрочем, и у тебя. Не искушай, демон!
— Ага. Ты еще помолись. Я, в Африке когда был, поневоле массу молитв выучил. Могу научить. Время пока еще есть.
— Сам молись, чудовище! Ишь, обрядился в белые одежды, корчит из себя херувима. Заметь, какой первый слог в этом слове. Думаешь, в рай попадешь?
— А он есть? Рай-то?
— Никто не знает. Никто не возвращался оттуда еще. Что делать будем со свечным заводиком?
— Который отраву делает?
— Именно.
— По большому счету там создать температуру выше пятидесяти градусов, чтобы все вирусы и прочая дрянь сдохла. Заодно и персонал. Компьютеры. Архивы.
— Без «вакуумника» [3] не обойтись.
— Да-а-а!
— Автомашины?
— Желательно наливник.
— Тоже как вариант. Забить канализацию. Вызывают спецов по откачке фекалий. Еще лучше две. Одна с напалмом, вторая с газом.
— Только вот один ранен, второй дышит через раз.
3
Вакуумный взрыв.
— Уверен, что двойника там нет?
— Я уже ни в чем не уверен.
Мы долго ехали молча.
— Как, командир?
— Терпимо. Но надо рану обработать.
— Сейчас. Найду укромное место.
Припарковал в тени машину. Осмотрел рану. Вид у Потапыча был не очень. Бледный. Крупные капли пота. Его лихорадило. Поднялась температура.
— Ну, что там?
— Есть два пути.
— Первый оставь при себе. Знаю я эти пути. Первый — «пришить», чтобы не мучился. Второй — зашить рану.
— Неинтересно мне с тобой, Шеф. Кровопотеря большая. Задет сосуд. По идее, его здесь не должно быть. Но он есть.
— Штопай.
— Подожди. Надо посмотреть, где пуля.
— Да, я себя ощупывал. Не нашел. Навылет. В общем, не рана, а царапина. Пластырем залепил. Потом к «пластику», чтобы шрам убрал.
Я тем временем ощупывал его. Кровопотеря большая. И вид его мне не нравился. Ему покой на неделю нужен. А у меня его нет… Нет времени… Нужно в Центр передать все, что добыто…
— Ты не сопи. Я вижу — состояние мое тяжелое. Шей! И выкинь из головы мысль отправить меня в расход.
— Да живи ты. Сам напросился. Терпи.
У каждого из нас были нитки и иголка. Обычная нитка, обычная с виду иголка. Только кривая, изогнутая. Ничего страшного. Погнулась. И такой кривой можно пуговицу пришить, а можно и края раны соединить. На себе неудобно и больно, а вот товарищу — без проблем. Нитки стараемся держать где почище.
Беру одноразовый стакан, туда шнапса вонючего. Кидаю нитку и иголку.
— Из горла будешь?
— Что у тебя там?
— Национальный немецкий напиток — шнапс.
— Фу, вонючий.
— Извини, генерал, но рома и коньяка у меня нет. Так будешь пить? Или мне по-живому шить? Пойми, мне-то все равно, может, я даже и удовольствие испытаю от этого. Отомщу за все гадости, какие ты мне делал.
— Кто бы хоть на секунду сомневался, что ты испытываешь удовольствие от этого.
— Ой! Я тебя умоляю! Чья бы корова мычала! Пей давай! А то орать начнешь как роженица. Акушеров в бронежилетах пригласят на курсы кройки и шитья. Они меня покроят, а тебя зашьют. Стрелок из тебя уже никудышный.
Тем временем я прикурил, щурясь от дыма, что попадал в глаза, и накаливал над пламенем зажигалки лезвие ножа.
— Да не дыми ты на меня! Сам же знаешь, что не люблю я этот вонючий дым.
— Не капризничайте, больной! Фимиама нет, чтобы воскурить его. Йода и зеленки тоже нет. Поэтому, мой некурящий начальник, будем останавливать тебе кровь с помощью сигареты.
— Прижигать будешь?
Генерал напрягся.
— Пока нет. Могу лезвием ножа прижигать. А сигареты в ране я тушить не буду. Они у немцев очень дорого стоят. Я твою рану как пепельницу буду использовать.