Чувствую себя глубоко подавленным и несчастным. Из дневников 1911-1965

Во Ивлин

5 февраля 1961 года Ужинал с Тони и Вайолет Пауэлл. Отправились на панихиду по сэру Эдварду Лонгфорду. При приближении к юдоли печали скорбные чувства сменились малопристойными шуточками. <…> Когда Пэнси сказали, что за обедом сэр Эдвард замертво свалился под стол, она заметила: «Прямо как Чарльз Диккенс». Когда ее пригласили на похороны, она заявила: «На наши похороны он не приходил ни разу». <…>

12 февраля 1961 года Ни с чем не сравнимое удовольствие рассчитывать прислугу: можно наконец выбросить все подарки, которые они преподносили.

4

мая 1961 года Во многих книгах вплоть до самого последнего времени героя облыжно обвиняют во всех смертных грехах, и у него появляется возможность наконец-то выяснить, кто его настоящие друзья, а кто нет, ведь настоящий друг, что бы ни случилось, убежден в его невиновности. Интересно, а кого из своих друзей счел незапятнанным ни в одном дурном деле я? Если бы, к примеру, до меня дошли слухи, что Эндрю Девоншир арестован за гомосексуализм, Энн Флеминг – за то, что отравила мужа, а Боб Лейкок – за кражу со взломом, что бы я подумал? – «Надо же, кто бы мог подумать?»

21 июня 1961 года Помню, как мы с Грэмом в обществе знаменитостей отправились в Реймс на завод шампанских вин. Перед вылетом нам вручили список членов делегации. Среди них был и Алан Прайс-Джонс. «Я остаюсь, – заявил Грэм. – С этим Джонсом не поеду!» – «Что вы против него имеете?» – «Он мне глубоко отвратителен». – «Его не будет, вот увидите. Он всегда принимает все приглашения и в последний момент останавливается на самом заманчивом. Его наверняка перехватили». И Грэм сел в автобус. В аэропорту нас ожидал Алан – он приехал на машине. Деваться Грэму было некуда. С собой у него была бутылка виски, и он тут же, чтобы поднять себе настроение, к ней приложился. Прикладывался он к бутылке и во время vin d’honneur, и на банкете. После ужина, в одиннадцать вечера, Грэм решил отправиться в бордель и очень удивился, узнав, что в это время бордели уже закрыты. Спать я пошел рано – на следующий день мы должны были чуть свет выехать в Эперней. Утром в холле гостиницы я обнаружил Алана Прайс-Джонса: свеж, элегантен, выглядит восемнадцатилетним. Но вот из лифта вывалился Грэм: глаза красные, как у кролика, лицо белое, руки дрожат. «До четырех утра пил виски», – выпалил он. «С кем?» – «С Аланом Прайс-Джонсом».

15 июля 1961 года Узнав о самоубийстве Хемингуэя, перечитал «Фиесту». Когда книга только вышла, она стала для меня откровением, и в первую очередь из-за описания рыбной ловли и боя быков, а не пьяных разговоров. Язык и сейчас, когда я перечитал книгу, производит сильное впечатление, а вот сюжет оставляет желать. Вначале Роберт Кон описан очень подробно, чего нельзя сказать о других персонажах. Вся книга задумана как трагедия Кона, однако сам он к финалу отступает в тень.

18 июля 1961 года Несколько дней разбирал свой архив с идеей начать писать автобиографию. (Что-то напишет Алек в своей ?) Обнаружил записи с наблюдениями и случаями из жизни за последние пятнадцать лет. Привожу их здесь в произвольном порядке, без дат.

Глубоко аморальный принцип: «Через сто лет все будет точно так же». Вся мораль целиком зависит от случайности. Всякий акт свободного волеизъявления, хорош он или плох, сводит последствия на нет.

После смерти Рональда Нокса Дуглас Вудрафф приехал в Меллз и попросил Кэтрин отдать ему

на память какую-нибудь вещицу покойного. «Разумеется. Вы имеете в виду что-то конкретное?» – «Больше всего мне бы хотелось, – признался Дуглас, – забрать пишущую машинку, на которой Рональд печатал свой перевод Вульгаты». – «К сожалению, – говорит К., – машинка сломалась, и я ее выбросила. Перед самой смертью он купил новую, но поработать на ней не успел». – «Сойдет и эта», – сказал Дуглас и забрал новую пишущую машинку.

Читать газеты, особенно рецензии, все равно что сидеть в поезде и слышать, как сосед по купе указывает своему спутнику на происходящее за окном, пускается в рассуждения и при этом все безбожно перевирает. «Вот белая лошадь, – говорит он в Уэстбери, – о ней писал Честертон» [457] . В первый момент хочется вмешаться, поправить, но разум противится: «Какого черта?»

Душу язычника принято сравнивать с птицей, пролетающей через освещенный холл и исчезающей в темноте. Лучше было бы сравнить ее с птицей, мечущейся в темной комнате и бьющейся в окна, тогда как за открытыми дверями воздух и солнце.

Политик – не тот, кто стремится к власти, чтобы проводить политику, которую считает необходимой, а тот, кто проводит политику, чтобы добиться власти.

В отрочестве мы все американцы, а умираем французами.

Двойники не узнают друг друга.

Требовать истину от низших классов – неслыханная наглость.

«Моя дорогая, многие, очень многие будут просить вашей руки». – «В самом деле? Откуда вы знаете?» – «У преступниц никогда не бывает отбоя от женихов».

Раньше король был жертвенным животным, потом – жертвой предательства и убийства. В наши дни корону водрузил себе на голову народ. И теперь не снести ему головы.

Кем ты сегодня обедаешь?

Политики торгуют, припрятав ценники.

Нации не доживают до старости. Они заболевают и умирают в день своего совершеннолетия.

Из-за своих соседей язычников христиане довели современное общество до такого состояния, когда многие прегрешения утратили свою привлекательность, а многие завиральные идеи – свое правдоподобие. Во времена наших дедов жадность вознаграждалась всеобщим почитанием и властью; роскошь воспринималась как свидетельство хорошего тона; людям жилось так хорошо, что предупреждения пророков представлялись несвоевременными и вздорными; гедонисты были счастливы, а атеисты подавали пример добродетели; казалось, что преисподней не заслуживает никто. Для того чтобы уйти от мира, отказаться от зова плоти и испытывать страх перед дьяволом, понадобилась героическая вера. Теперь же для этого нужен всего-навсего здравый смысл. Однако здравым смыслом в наши дни похвастаться могут немногие.

10 августа 1961 года В рассуждениях об искусстве и архитектуре вместо словосочетания «современное искусство» следовало бы пользоваться словосочетанием «искусство последних времен».

21 ноября 1961 года Вайолет Клифтон. Да упокоится душа ее с миром. Общались с ней всего один раз. Она сделала замечание мальчику-телеграфисту, когда тот шел по аллее и что-то насвистывал себе под нос.

14 марта 1962 года Если бы дьявол попутал меня поверить в переселение душ, я утешался бы мыслью, что такие, как Кеннелл, бездушны. Население земли растет, и души не успевают переселяться одна в другую.