Чужаки
Шрифт:
Спас их Алексей. Подобравшись снизу, Алексей подпер ноги Редькина плечом, затем взобравшийся на стену второй боец бросил Михаилу веревку.
…Много трудностей пришлось преодолеть партизанскому отряду, прежде чем он пересек Уральские горы. Но ни трудные подъемы и спуски, ни снежные завалы, ни голод, ни холод не остановили бойцов отряда.
Они настойчиво двигались навстречу новым, еще более трудным боям с противником.
Глава тридцать четвертая
Линию фронта отряд пересекал туманной мартовской
Нащупав при помощи пленных артиллеристов проход, Редькин забрал орудийные замки и провел отряд без единого выстрела до самой реки. Только когда партизаны спустились на почерневший от весеннего ветра лед, колчаковцы открыли стрельбу, но, не зная толком, куда стрелять, не нанесли партизанам никакого вреда.
Первым советским бойцом, на которого наткнулись Михаил с Ленькой, оказался чех Вальдек из интернациональной пулеметной роты.
Он возвращался из разведки как раз в тот момент, когда белые открыли стрельбу по партизанам. Одна из пуль ранила Вальдека в ногу. Добравшись до своего берега, он сел за камнем и стал делать перевязку.
Увидев вынырнувших из тумана партизан, Вальдек схватился было за оружие, но два штыка заставили его поднять руки.
Не зная, с кем они имеют дело, Михаил спросил:
— Кто такой? Какой части?
Вальдек зло посмотрел на Редькина и ничего не сказал. Он выжидал удобный момент, чтобы выхватить из кармана гранату.
Догадавшись о намерении Вальдека, Михаил схватил его за руку и тут увидел на шапке крошечную звездочку.
— Мы партизаны, — сказал тогда Михаил, — идем на соединение с Красной Армией. Помогите нам связаться с кем-либо из командиров.
Вальдек еще раз осмотрел партизан и заметно успокоился.
— Сколько вас? — спросил он у Михаила.
— Двести человек.
— А-а-а, — неопределенно протянул Вальдек.
— Проведите нас к своему командиру, — повторил Редькин.
— Двоих проведу, двести нет, — потупившись в землю, ответил Вальдек.
— Конечно, двоих, — обрадовался Редькин, — зачем же двести, двести потом.
Вальдек сел на пенек, ребята помогли перевязать ему ногу. Потом они с Михаилом пошли вперед, а Ленька вернулся с докладом к Алексею.
Командир роты Ревес встретил сообщение Михаила с недоверием. Откуда партизаны. Он ничего не слышал о них Почему они вышли на его участке, а не в другом месте? После долгих расспросов, Ревес разрешил прийти к нему только одному командиру, остальные должны оставаться за селом. В огородах Ревес расположил все свои пулеметы.
— Чем вы докажете, что вы партизаны? — спросил он пришедшего к нему Алексея.
— Я могу это легко доказать, если вы свяжете меня с командиром дивизии Калашниковым или комиссаром Маркиным. Ведь в вашем селе есть телеграф…
— Маркиным, с Калашниковым? — переспросил Ревес. — Но они сейчас в штабе армии, едемте, я попытаюсь связать вас с ними через штаб дивизии.
Лишь при содействии
Обрадованный Данила Иванович после переговоров с Алексеем предложил Ревесу помочь партизанам устроиться на отдых. Алексею было приказано после отдыха явиться в штаб армии.
Отряд разместился в нескольких верстах от линии фронта в большом чувашском селе. Весь первый день бойцы приводили себя в порядок. Стирали белье, чинили обувь и одежду, мылись в банях.
Ленька исхлестал два березовых веника, задыхаясь, несколько раз выбегал в предбанник, а Михаил все просил «вдарить еще разок».
— Леня! Милый, — который уж раз окатываясь холод ной водой, просил Михаил, — ну еще одну запалку. Вдарь как полагается, чтобы тово… пролетарское сердце от радости замерло.
И Ленька, внимая мольбам друга, обжигая руки, еще и еще раз принимался бить его горячим, как кипяток, веником.
Подставляя под веник то спину, то ноги, то бока, Михаил стонал от удовольствия.
Вечером к Алексею пришел Ревес. Веселый, но озабоченный, он спросил, может ли он поговорить откровенно…
— Конечно, конечно, — заулыбался Алексей, довольный приходом Ревеса.
— Вы партизаны, — начал Ревес без всяких обиняков, — самые стойкие бойцы. Вы едете в штаб армии, и я решил кое-что вам сказать. Почему отдельные командиры полка ведут переговоры с врагом? Почему в полку нет дисциплины? Я, как командир боевой единицы, веду разведку, достаю важные сведения, а штаб полка говорит: не нужно…
Сами знаем. Враг будет скоро наступать, мы не готовы. Как можно воевать при таком командовании полка? Пропадет полк, пропадут люди. Враг много выиграет.
Алексей слушал Ревеса с большим вниманием, беспокойство командира роты за судьбу полка невольно передавались и ему. «По-видимому, в полку что-то неладно, — думал Алексей, — иначе Ревес не стал бы говорить так».
— В вашем распоряжении есть телеграф. Доложите командиру дивизии, — посоветовал Алексей.
— Что телеграф, — возразил Ревес, — разве живой человек хуже? Я хочу, чтобы вы сказали об этом там в армии. В полку измена, как вы не понимаете?
— Товарищ Ревес, но вы тоже должны понять: мне могут не поверить. Ведь я здесь всего один день. Ревес стоял возбужденный.
— Но это важное дело, его так оставлять нельзя. Измена на фронте, вы понимаете?
— Понимаю и даю вам слово, что передам наш разговор там, в армии.
— Маркину передайте, говорят, он политкаторжанин, одной со мной партии. Я ему верю. Такие, как он, не подведут.
— Хорошо, я передам лично Маркину.
Ревес достал кисет с махоркой, предложил Алексею закурить, — Скажите ему, белые совсем скоро перейдут в наступление. У них постоянная связь с начальником штаба полка Грабским. Царский офицер, надо было расстрелять, а ему перебежчику от белых, доверили штаб полка. Теперь это штаб измены. Командир первого батальона Курочка предлагал мне начать бунт. Он хочет быть командиром полка, потом дивизии. Тогда, говорит, у нас будет полная свобода. Анархист — ему все равно, что белые, что красные.