Чужая душа - потемки

Романовская Ольга

Плохо, очень плохо. Расскажу - исключат.

Я низко опустила голову и поведала часть правды: неуважение старших, оскорбления, неприличное слово на окне. К ней присовокупила вымысел, который оставил бы вне подозрений магистра Лазавея: без спроса взяла одну вещь. Якобы именно из-за неё Тшольке так разозлилась.

– Дурно, Агния, очень дурно, - погладил бороду ректор.
– Не ожидал от вас. Вас обеих, - добавил он, глянув на Осунту. Та тут же вновь сослалась на усталость и попросила короткий отпуск.

Чего я не ожидала, так это того, что Тшольке извиниться передо мной. Сухо, коротко, но публично! В ответ я тоже попросила прощения, и вслед за Осунтой и магистром Айвом вышла за дверь: основные разбирательства состоятся вдалеке от посторонних ушей, в кабинете ректора. Там уже сидел магистр Лазавей, хмурый, как грозовая туча.

Закрыв дверь и наложив на неё заклинание, магистр Айв сел за стол, цокнул языком и почему-то уставился на Лазавея. Тот упрямо вскинул подбородок и ответил таким же пристальным взглядом.

– Н-да, Эдвин, не ожидал!
– наконец нарушил тишину ректор.
– Нет, девочки за многими бегают, но чтобы преподаватель и студентка дрались за мужчину... Чем ты их привлёк-то, чем одурманил и когда успел Агнию охмурить.

В голосе магистра Айва не слышалось осуждения - напротив, пожилой маг, казалось, тихонько посмеивался в бороду и улыбался.

– Мне самому это неприятно, - ответил Лазавей.
– Если бы знал, что Осунта задумала нечто подобное, то предотвратил бы. Мне казалось, после нашего разговора она всё поняла.

– Ты... ты не можешь, ты пошутил!
– не выдержав, выкрикнула Тшольке, метнувшись к любовнику, вцепилась в ворот рубашки и, будто обессилев, повисла на нём.
– Эдвин, ты же...

Так и не произнеся ничего членораздельного, она с мольбой смотрела на Лазавея, а потом, вспомнив о гордости, оттолкнула и зло прошипела:

– На молодую променял, выбросил, как стала не нужна?

Вид у Тшольке был такой, будто она собиралась разорвать Лазавея в клочья.

И Осунта действительно не сдержалась - влепила магистру звонкую пощёчину и, вмиг обретя спокойствие, села.

Ректор молча наблюдал за разыгрываемым спектаклем, а потом потребовал объяснений. Лазавей неохотно признался, что спал с Тшольке, но ничего ей не обещал, что она сама предложила необременительные близкие отношения.

– Знал бы, Осунта, скинул бы в тот вечер твою руку!
– в заключении раздражённо добавил он, обернувшись к Тшольке.

– Как же, ты с радостью принял помощь в "восстановлении энергии". Прекрасно видел, что я влюблена и воспользовался.

Мне стало жалко Осунту. Если всё так, как она говорит, то Лазавей поступил подло. Похоже, ректор подумал то же самое, потому что молчаливо осудил подчинённого. Лазавей сгорбился, потом вновь расправил плечи и расстегнул ворот рубашки, будто тот душил его. Намотал на палец шнурок, тот самый, что

я подарила, и попросил меня выйти. На вопрос почему, ответил, что речь пойдёт о чужой личной жизни, обсуждать которую при посторонних неприлично.

– А если там будет обо мне?
– не сдавалась я, не желая пропустить откровенный разговор.

– Вам я сам всё скажу, не беспокойтесь. Агния, прошу, выйдите.

Как ни хотелось уходить, пришлось, потому что магистр Айв поддержал просьбу Лазавея. Стояла, прижавшись ухом к замочной скважине, надеясь услышать хоть слово, но увы, заклинания маги ставить умели.

Разговаривали долго, около часа. Наконец позвали меня и устроили головомойку. Всплыло незаконное проникновение в дом - обвинительно глянула на Лазавея, тот покачал головой, скосив глаза на Осунту, - а за него полагалось наказание. Услышав, какое, я бы предпочла исключение - три недели бок о бок с Тшольке в том самом неспокойном месте, о котором вскользь упомянул Лаэрт. Буду переводчицей с демонического.

Осунту тоже не устраивало моё общество, но она смолчала, только губы дрогнули. Приглядевшись, поняла, что Тшольке плакала. Не глядя, она вытащила кошелёк и протянула мне:

– Держи. Купишь, что нужно. Я ещё столько же тебе должна. И, - Осунта выдержала паузу, - можешь больше не пакостить: надобность отпала.

Осунта шумно отодвинула стул и села, повернувшись лицом к окну. Ректор предложил ей воды, Тшольке отказалась, потом встрепенулась, зло глянула на меня, и вышла, громко хлопнув дверью.

– Мягко, - пробормотал Лазавей, проводив Осунту глазами.
– Я думал, будет хуже.

– Вы о наказании или её реакции?
– осведомился магистр Айв.
– Осунта - великолепный маг, я не стану рушить ей жизнь из-за неудачных отношений и вспыльчивого характера. Но, как мужчина, вас понимаю - наверное, хм, оно того стоило.

Лазавей не ответил. Погружённый в себя, он вертел амулет на шнурке.

– Вторую часть штрафа заплачу я, - неожиданно заявил Лазавей.
– Тут и моя вина. И, прошу, не придавайте дело огласке. И дело не в моем имени - репутация Осунты серьёзно пострадает. Да и Агнии ни к чему: затравят. Благодарю за понимание.

Магистр поднялся со стула и тоже вышел, оставив меня наедине с ректором. Тот дал необходимые указания, велел забрать у преподавателей план занятий, чтобы не отстать в учёбе, и напоследок добро усмехнулся:

– Утащила, русалка, на дно!

Оставалось только гадать, что имел в виду магистр Айв.

До отъезда с Лазавеем поговорить не удалось: тот сознательно меня избегал. Видимо, вынужденная исповедь негативно отразилась на отношении к её виновнице. Однако перебрасывать нас с Тшольке предстояло именно ему, так что скрыться магистру не удалось.