Чужая кровь
Шрифт:
Окинув меня пристальным взглядом, Антон опускает пистолет.
– Подойдите, – продолжает он командовать мной.
Сыщик снимает с себя пиджак, под которым обнаруживается кобура на ремнях, сворачивает его и осторожно подсовывает под голову Деда:
– Посидите рядом с Федором Семеновичем. Вы знаете, что нужно делать при сердечных приступах?
– Нет.
– Черт! Я тоже. Остается надеяться, что таблетка поможет. Приглядите за ним. Я пока немного осмотрюсь. Не исключено, что стрелявший еще где-то
Он встает и начинает по кругу обходить поляну, держа пистолет наизготовку.
С замиранием сердца я подхожу к лежащему на земле старику. Только сейчас, с запозданием, начинаю ощущать, как от вида убитой девушки, залитой кровью, холодеют ноги, сами непроизвольно сгибаясь. Я плюхаюсь на колени рядом с Дедом, стараясь не смотреть в сторону мертвой Лидочки и чувствуя, что вот-вот потеряю сознание. Остается надеяться, что гордость не позволит мне грохнуться в обморок при Городецком.
В этот момент на поляну со стороны, противоположной той, откуда пришла я, торопливо выходит Мария и восклицает:
– Кес киля? Что случилось? Я слышала что-то похожее на выстрел, – разглядев, наконец, окровавленную Лидочку и вытянувшегося, словно покойник, Деда, тетка хватается рукой за горло. – О мон дьё! Бог мой! Они мертвы?
– Только сиделка, – скупо отвечаю я, не желая с ней разговаривать. – У Деда просто сердечный приступ. Сейчас ему станет лучше.
– Кто стрелял?
– Не знаю.
Тетка опускается рядом со мной на землю и трясет генерала за плечо:
– Папа!
Бледные веки старика приподнимаются на мгновение и снова закрываются.
Мария кидает взгляд на неподвижную, белую, как мел, Лидочку, закрывает лицо руками и начинает горько рыдать.
Я смотрю на ее вздрагивающие плечи и не могу понять, чего это она так убивается по дедовой невесте – ведь вроде как мадам Данваль должна теперь считать себя на шаг ближе к отцовскому наследству.
Минуты через три она немного успокаивается, но продолжает сидеть, не поднимая головы, уткнувшись в ладони.
– Где вы были? – подошедший к нам детектив, кладя пистолет в кобуру, обжигает мадам Данваль пристальным взглядом.
– Я? – тетка вскидывает залитое слезами лицо, которое прекрасно даже в такой момент. – Гуляла здесь вокруг, вспоминала молодость.
– Там? – указывает Городецкий на камыши, шумящие между рекой и тропинкой, ведущей к даче, и откуда, судя по позе упавшей Лиды, стрелял убийца.
– Нет, там, – Мария указывает в противоположную сторону, откуда, как я сама видела, она только что появилась.
– А где были вы, Елена Викторовна? – сощуривается на меня сыщик.
Понимая, что полезней было бы соврать, я все же нехотя указываю в сторону злополучных камышей.
– И что вы там делали?
– Разговаривала с мужем.
– И где же ваш муж?
– Я не знаю…
При этих словах Мария вскидывает на меня внимательный взгляд, блестящий сквозь еще не просохшие слезы.
– Почему вы поссорились? – продолжает допрос Городецкий.
– Не ваше дело, – грубо огрызаюсь я. – К произошедшему это не имеет никакого отношения.
– Так, значит, вы повздорили, и ваш муж ушел?
– Да.
– Куда?
– Я же сказала – не знаю.
– Давно?
– Э-э-э… Не могу сказать, – я действительно не имею представления, сколько простояла в камышах, размышляя, после ухода Карена.
– Постойте! – вскидываюсь я, вспомнив. – Когда муж ушел, я чуть позже слышала, как мимо меня кто-то прошел в направлении поляны!
– Кто?
– Я не знаю, кто это был, я не видела. Там камыш густой и высоченный. А уже потом до меня донесся звук выстрела.
– Вот как… – с некоей долей сарказма произносит сыщик, и по его тону я понимаю, что он не верит моим словам. – И сколько же времени прошло между тем, как мимо вас прошагал этот «некто» и мгновением, когда вы услышали выстрел?
– Н-не знаю… – снова мямлю я, понимая, что на месте этого детектива я бы, не раздумывая, записала такого свидетеля, как я, в число главных подозреваемых.
Мария с интересом следит за нашей перепалкой с Антоном.
– Куда делся ваш брат?
– Не знаю!
– Что-то подозрительно много вы «не знаете»…
Тут у меня окончательно сдают нервы:
– Может, хватит допрашивать меня в такой момент?
– Это называется «расследование по горячим следам».
– Что, обязательно вести допрос, когда рядом лежит труп?
Тут мы все втроем вспоминаем про Деда и поворачиваем к нему головы.
Ф-ф-ух! Он живой и, кажется, ему лучше. Хотя он еще держится за грудь, глаза его открыты, кожа немного порозовела.
– Федор Семенович! Как вы себя чувствуете? – бросается к нему Городецкий.
Старик пытается приподняться, чтобы посмотреть вокруг:
– Лидочка! Что с ней? – голос его еще слаб.
– Лежите, вам нельзя сейчас вставать, – убеждает его Антон, мягко придерживая за плечи и не давая подняться, а сам между тем пытается своим крупным телом заслонить от генерала труп девушки.
– Что с Лидой? – упрямо трясет головой Дед. – Я же видел, как она упала. И слышал выстрел – этот звук я ни с чем не спутаю.
– Успокойтесь, Федор Семенович, вам сейчас нельзя волноваться… В общем… похоже, на вас снова было покушение… В вас стреляли… Лида, очевидно, случайно оказалась на линии огня и… и погибла.
– Как погибла? – произносит Дед растерянным голосом. – То есть как погибла? Она не может умереть! Она такая молодая! Где она? Пустите меня к ней! Да пусти ты меня, гад!